Эммануэль. Танцовщица с бульвара Сен-Жермен
Шрифт:
Жад подчинилась этому неожиданному пожеланию. Она протянула к Ролану руку и обнаружила, что его член возбужден. Это желание, родившееся от созерцания красоты, нашло отклик и в ней самой. Ей нравилось, что Ролан сравнил ее глаза с влажными и темными лесами тропических стран. Именно так она представляла страну, в которой пропал ее отец. Как ни парадоксально, цвет ее радужной оболочки, унаследованный от матери, был цветом вьетнамских джунглей, непроницаемых, загадочных, пропитанных водой, изобилующих жизнью. И снова внутренняя песня оживила ее мышцы и пульс…
Тело Жад трепетало в такт симфонии, которая играла в
Она опустилась перед Роланом на колени и благоговейно поднесла его член к своим губам, как будто это было выполнением священного религиозного обряда, а они — единственными верующими. Жад обнаружила, что одно и то же действие может вызывать различные эмоции. Закрытая вместе с Роланом в этом потайном музее, она делала минет с торжественностью богослужения, в котором она была жрицей.
Ролан расстегнул ей платье, распустил волосы, и она, обнаженная, уязвимая, но сильная, прижалась к ногам любовника в священном трепете; девушка знала, что она красива и что любимый мужчина ее хочет.
Издалека до них долетел голос Отилии. Ролана звали к телефону. Они вернулись в комнату, держась за руки. Панель за ними закрылась, а солнечный свет вновь сделал их простыми смертными.
— Это Мигель Мора, — объяснил Ролан Жад после того, как положил трубку. — Он — депутат этого округа. А еще он мой друг и коллекционер, как и я. Сегодня он придет к нам на ужин. Я помогу тебе подготовиться. Мне хочется, чтобы ты была привлекательной, как спелый персик в росе.
Ролан проводил Жад до бунгало. Он впервые вошел в ее личное владение. Чтобы хоть как-то уподобить свое новое жилище дому, Жад прикрепила в стене фотографии. На одной был изображен ангел в розовой пачке на пуантах, на другой — демон в ажурных колготках и парике, готовый выйти на сцену. На тумбочке в рамке стоял снимок матери — она была в вечернем платье. И еще Жад повсюду развесила свои платья, которые красочным, мерцающим беспорядком оживляли белую штукатурку. Она боялась, что ее неуклюжие попытки украсить помещение Ролан сочтет детскими и неуместными, но он промолчал.
— Сегодня вечером я буду вашим слугой, мадемуазель, — сказал он, низко поклонившись. — Делайте со мной, что захотите, я к вашим услугам.
— Наберите мне ванну, — приказала она, забавляясь игрой, правила которой были только что установлены.
Пока она лениво лежала на своей кровати, Ролан наполнил ванну теплой водой и вылил туда душистый лосьон.
— Все готово, мадемуазель.
Она села на край кровати, ожидая, когда он ее разденет. Он опустился на колени, чтобы разуть ее, и как бы между прочим погладил икры Жад.
— Нет, — сухо сказала Жад, легко ударяя его ногой в живот. — Мой друг, вы забываете, кто вы такой.
— Простите, — извинился он, расстегивая ей платье.
Она подняла руки, чтобы он смог стянуть его, безразличная, словно принцесса, которую раздевает старая камеристка. Затем она с достоинством вошла в пенную и ароматную ванну. Ролан остался в дверях. Его светлая рубашка обтягивала мышцы тела и плечи. Отраженный свет подчеркивал черты его лица, решительность и чувственную энергию.
Жад хотелось, чтобы он взял ее на руки и проник в нее, причинив ей боль. Она закрыла глаза, откинула
— Вымойте меня, — сухо приказала она, следуя своей роли.
Он склонился над ней и почтительно намылил ей плечи.
— Я хочу, чтобы каждый кусочек моего тела сиял чистотой, — добавила она. — Вы не должны забыть ни миллиметра.
Он повиновался, и его руки покрыли ее грудь пеной. Пальцы Ролана пробежали мылом по ее животу и бедрам. Она поднялась, чтобы он мог добраться до вульвы, и они задержались между ее бедер — да так, что она почти кончила. Но нет, ей хотелось продлить удовольствие.
— Достаточно, — приказала она.
Он омыл ее и протер пушистым полотенцем. Уже будучи завернутой в полотенце, она почувствовала, как сильные руки Ролана начали ее ощупывать, и ей снова захотелось подчиняться.
— Припудрите мне тело, — все же произнесла Жад.
Ролан начал выполнять ее приказ, девушке стало щекотно, и она рассмеялась.
— А теперь возьмите меня, пожалуйста, — стала умолять она, прижимаясь к нему.
— Ты никогда не была так красива, разве только когда просила меня, чтобы я занялся с тобой любовью. Ты одновременно робкая и смелая. Но мы не можем заставить нашего гостя ждать. Одевайся. В желтое.
Жад надела яркое платье без бретелек. Золотые блестки, смешанные с пудрой, сияли на ее плечах и голой шее. Она откинула длинные волосы и связала их атласной лентой бронзового цвета. Желтый цвет ее платья, сверкающая янтарная кожа и бронза этой ленты создали такую палитру, которой восхитился бы любой художник.
Мигель Мора поставил свой стакан с виски на стол и встал. Это был брюнет, среднего роста и очень даже элегантный. У Жад сложилось впечатление, что она его уже видела: вьющиеся волосы, нижняя губа, нависавшая над подбородком и придававшая ему фамильярный вид. Виктор Мэтьюр, вспомнила она — герой фильма «Жестокий Шанхай» [18] .
Рядом с ним стояла Бьянка, одетая в сари оранжевого цвета. Она походила на Джин Тирни, исполнявшую роль главной героини того же фильма, который Жад видела пять раз. Там еще была такая потрясающая сцена: героиня сидит за столом и смотрит прямо перед собой. Ее компаньон — немного позади. Не глядя на него и не говоря с ним, она протягивает ему руку, чтобы дать сигарету, уверенная в том, что он знает, чего она хочет. Бьянка вполне могла сделать такой же жест. Самоуверенная, надменная…
18
«Жестокий Шанхай» (The Shanghai Gesture) — американский фильм режиссера Джозефа фон Штернберга, в котором снялись такие актеры, как Виктор Мэтьюр, Джин Тирни, Уолтер Хьюстон и Она Мансон. Фильм был номинирован на премию «Оскар» за лучшую работу художника-постановщика (Борис Левен) и за лучшую музыку (Ричард Хагеман) в 1943 году.