Эммануэль
Шрифт:
– Думайте лучше о моей жизни. Когда случится нечто, после чего не останется ничего; когда я буду больше не в состоянии видеть этот полный цветов и звезд мир; когда я больше не смогу узнать, что делают на этой Земле люди, жившие рядом со мной; когда все, что было для меня прекрасным, перестанет радовать меня, тогда вы не сможете больше расспрашивать меня, не сможете больше любить меня, узнавать обо мне все больше и больше. И я перестану жить, перестану что-то знать, ничего больше не увижу, ничего не услышу, ни к чему не прикоснусь. Умоляю вас, не ждите так долго, до тех пор, пока я не умру! Я не хотела бы слишком поздно открыть, что я родилась на этот свет, чтобы прожить жизнь, чтобы жить вовсю, не хотела бы, чтобы из меня
Эммануэль смотрела мимо Анны-Марии, словно она видела какую-то точку среди листвы деревьев, в далекой дали. Внезапно она вновь повернулась к своей гостье, вгляделась в нее и произнесла с неожиданной для себя горечью:
– Смерть? Ваш Бог ничего не знает о ней, он-то ведь не умирает! Только мы, живущие, можем знать, что такое смерть.
– Изрядную скуку навела на меня ваша кузина, – с этой жалобы начала Эммануэль вечерний разговор с Марио по телефону. – Хорошее дело она мне предложила: тратить время в теологических спорах.
– На самом деле она может заняться и чем-нибудь поинтереснее.
– Да ее интересует только потустороннее.
– Вы что же, забыли, что ваше дело спасти Анну-Марию?
– Я даже не знаю, с чего мне начать. Мне еще не приходилось соблазнять монахинь.
– Тем большую награду получит ваша душа, – утешил ее Марио.
– …Ее имя… – Эммануэль словно продолжила вслух свои потаенные размышления.
– Разве я не назвал его?
– Как же, назвали. Но мне интересно… Оно звучит как славянская форма вашего имени. Она не итальянка?
– Итальянка, но мои предки наслаждались жизнью, не признавая никаких границ. И этот цветок расцвел на тосканской ветке с великорусским привоем, взятым из александровских кустарников. А их корни вообще уходят в почву Византии.
– Ага. Я это учту.
– Занесите в историю еще и садовницу.
– Мне что-то неохота снова влюбляться.
– Тогда развлекайтесь сами. Сходите куда-нибудь.
– Да я вчера вечером попробовала это.
– Так расскажите же.
Эммануэль описала танец с игральными картами в китайском театрике.
– …Потом был исполнен довольно безобразный образец гимнастического искусства. Она всунула крутое яйцо во влагалище, а потом вытащила его оттуда разрезанным на ломтики. То же самое она проделала с бананом. Затем укрепила между ног зажженную сигарету и стала пускать дым кольцами. Напоследок в дело пошла китайская кисточка для туши, и она написала ею на полотнище шелка целое стихотворение очень красивыми безупречными иероглифами.
– Банально, – сказал Марио. – Это мне приходилось видеть в Риме.
–
– Это может любой крепкий мужчина. И как же был вознагражден этот несгибаемый воин?
– Не знаю. Но ушел он в таком состоянии, в каком вышел на сцену.
– Странно. Наверное, это протез. Ну, а дальше?
– Дальше была совершенно прелестная девица под прозрачным покрывалом. Она вытащила из корзины бело-голубую змею метра в два длиной и такую же красивую, как она сама. Наверняка такие экземпляры попадаются в Индии раз в сто лет. Она начала танцевать со змеей, обвивая ее вокруг шеи, рук, талии. Потом она сбросила покрывало: мы увидели, что змея плотно обхватила кольцом ее грудь и как будто покусывает соски. Потом принялась лизать ее рот и глаза. Девушка была так захвачена этим, так, казалось, влюблена в змею, что я чуть ли не заревновала. А потом она начала медленно втягивать змеиную головку себе в рот, и все время, пока она там была, как бы посасывала ее. Глаза закрылись, и мне почудилось, что она словно выпивает змею. И вот сброшен широкий золотой пояс, и она предстала перед нами совершенно обнаженной. И питон тотчас же скользнул по ее животу вниз, стал извиваться между ногами, потом пополз по ягодицам вверх, добрался до талии, обвил ее и вдруг ринулся снова вниз, прямо к жемчужно-розовой раковине Венеры. Своим раздвоенным языком он так проворно стал лизать жемчужину вверху полураскрытых створок раковины, словно заводил пропеллер, ей-богу. Девушка стонала от наслаждения. На сцену принесли подушки, и она легла на спину, раскинула ноги прямо перед нами. И вся она раскрылась передо мной, как большая розовая раковина.
– А что же питон?
– А он был в ней. Девица использовала его голову как фаллос, пока она совсем не исчезла внутри. Я даже удивилась – там же можно задохнуться.
– Она ввела в себя только голову?
– Нет, и часть туловища тоже. Видно было, как вздрагивает чешуя, просто ходила волнами. Наверное, тварь еще и лизала ее там.
– А какой толщины была змея?
– Потолще, чем фаллос. С мой локоть. А вот голова была заостренной и легко проникала.
– А что же делала девушка?
– Она вытаскивала белого питона, а потом снова пускала его в себя. И так много раз, я сбилась со счета. И она сама извивалась на подушках, как змея, стонала и вскрикивала.
– А вы-то получили удовольствие?
– Еще бы! Если бы у меня была такая змея!
– Я подарю вам такую.
– А когда все кончилось, Жан рассказал мне, что у этой девицы каждый вечер множество мужчин.
– Вы тоже могли бы попытать у нее счастья.
– С удовольствием. Но как только подумаю о толпе мужчин у ее дверей, меня тошнит.
– Но какой важный опыт вы бы приобрели!
– Что делать, вместо реальности я предалась воображению.
– Что же вы воображали?
– Обычное: будто я ее люблю, а она меня. Но у меня были только мои пальцы и никакой змеи.
– И сейчас вам ее больше не хочется?
– Что вы! Еще больше!
– Из-за ее чешуйчатого друга?
– Нет, суть совсем в другом. Мне хочется хотя бы раз переспать с женщиной, которую я куплю.
– А к кому вас больше тянет: к Анне-Марии или к девушке с питоном?
– К девушке с питоном. – Она подумала немного и добавила:
– Я даже не могу себе представить Анну-Марию со змеей.
На том конце провода наступило молчание. Марио задумался. Эммануэль напомнила ему:
– Вы в самом деле подарите мне змею?
– Я же обещал.
– Такую, которая бы умела любить?
– Я сам займусь ее просвещением.
Эммануэль весело засмеялась. Но допрос не окончился.
– Что же было дальше?
– Снова появились танцовщицы. Мы ушли.
– Вам хватило впечатлений?