Empire V
Шрифт:
Ядро внутри уже не мешало - хотя никуда не исчезло. За ночь я почти привык. Я чувствовал равнодушную отрешенность, словно все происходило не со мной, а с каким-то другим человеком, за которым я следил из четвертого измерения. Это придавало происходящему приятную необязательность и казалось залогом незнакомой прежде свободы - но я был еще слишком слаб, чтобы заниматься самоанализом.
Приняв душ, я принялся за осмотр квартиры. Она поражала размерами и мрачной роскошью. Кроме спальни и комнаты с картотекой, здесь была комната-кинозал с коллекцией масок на стенах (среди них были венецианские,
Была еще одна комната, назначения которой я так и не смог понять - даже не комната, а, скорее, большой чулан, пол которого покрывали толстые мягкие подушки. Его стены были задрапированы черным бархатом с изображением звезд, планет и солнца (у всех небесных тел были человеческие лица - непроницаемые и мрачные). В центре чулана висела конструкция, напоминающая огромное серебряное стремя. Это была перекладина, прикрепленная к изогнутой металлической штанге, которая висела на спускающейся с потолка цепи. Из стены торчал металлический вентиль, поворачивая который, можно было опускать и поднимать штангу над подушками. Зачем нужно такое устройство, я не мог себе представить. Разве для того, чтобы поселить в чулане огромного попугая, любящего одиночество… Еще на стенах чулана были какие-то белые коробочки, похожие на датчики сигнализации.
Комната с картотекой, где застрелился Брама, была мне по крайней мере знакома. Я уже провел в ней немало времени, поэтому чувствовал себя вправе изучить ее детальнее.
Это, видимо, был рабочий кабинет прежнего хозяина - хотя в чем могла заключалась его работа, сказать было трудно. Открыв наугад несколько ящиков в картотеке, я обнаружил в них пластмассовые рейки с обоймами пробирок, закрытых черными резиновыми пробками. В каждой было два-три кубика прозрачной жидкости.
Я догадывался, что это такое. Митра давал мне попробовать препарат "Виндоуз хр-р" из похожей пробирки. Видимо, это была какая-то вампирическая библиотека. Пробирки были помечены номерами и буквами. На каждом ящике картотеки был индекс - комбинация нескольких букв и цифр. Видимо, к библиотеке должен был существовать каталог.
На стене висели две картины с обнаженной натурой. На первой в кресле сидела голая девочка лет двенадцати. Ее немного портило то, что у нее была голова немолодого лысого Набокова; соединительный шов в районе шеи был скрыт галстуком-бабочкой в строгий буржуазный горошек. Картина называлась "Лолита".
Вторая картина изображала примерно такую же девочку, только ее кожа была очень белой, а сисечек у нее не было совсем. На этой картине лицо Набокова было совсем старым и дряблым, а маскировочный галстук-бабочка на соединительном шве был несуразно большим и пестрым, в каких-то кометах, петухах и географических символах. Эта картина называлась "Ада".
Некоторые физические особенности детских тел различались - но смотреть на девочек было неприятно и даже боязно из-за того, что глаза двух Набоковых внимательно и брезгливо изучали смотрящего - этот эффект неизвестному художнику удалось передать мастерски.
Мне вдруг показалось, что в шею подул еле заметный ветерок.
— Владимир Владимирович Набоков как воля и представление, - сказал за моей спиной звучный бас.
Я испуганно обернулся. В метре от меня стоял невысокий полный мужчина в черном пиджаке поверх темной водолазки. Его глаза были скрыты зеркальными черными очками. На вид ему было пятьдесят-шестьдесят лет; у него были густые брови, крючковатый нос и высокий лысый лоб.
— Понимаешь, что хотел сказать художник?
– спросил он.
Я отрицательно помотал головой.
— Романы Набокова "Лолита" и "Ада" - это варианты трехспальной кровати "Владимир с нами". Таков смысл.
Я посмотрел сначала на Лолиту, потом на Аду - и заметил, что ее молочно-белая кожа изрядно засижена мухами.
— Лолита?
– переспросил я.
– Это от "LOL"?
— Не понял, - сказал незнакомец.
— "Laughed out loud", - пояснил я.
– Термин из сети. По-русски будет "ржунимагу" или "пацталом". Получается, Лолита - это девочка, которой очень весело.
— Да, - вздохнул незнакомец, - другие времена, другая культура. Иногда чувствуешь себя просто каким-то музейным экспонатом… Ты читал Набокова?
— Читал, - соврал я.
— Ну и как тебе?
— Бред сивой кобылы, - сказал я уверенно.
С такой рецензией невозможно было попасть впросак никогда, я это давно понял.
— О, это в десятку, - сказал незнакомец и улыбнулся.
– Ночной кошмар по-английски "night mare", "ночная кобыла". Владимир Владимирович про это где-то упоминает. Но вот почему сивая? А-а-а! Понимаю, понимаю…
Страшнейший из кошмаров - бессонница… Бессонница, твой взор уныл и страшен… Insomnia, your stare is dull and ashen… Пепельный, седой, сивый…
Я вспомнил, что дверь черного хода все время оставалась открытой.
Видимо, в квартиру забрел сумасшедший.
— Вся русская история, - продолжал незнакомец, - рушится в дыру этого ночного кошмара… И, главное, моментальность перехода от бреда к его воплощению. Сивка-бурка… Началось с кошмара, бреда сивой кобылы - и пожалуйста, сразу Буденный на крымским косогоре. И стек, и головки репейника…
Он уставился куда-то вдаль.
А может и не сумасшедший, подумал я.
— Я не совсем понял, - спросил я вежливо, - а почему романы писателя Набокова - это трехспальная кровать?
— А потому, что между любовниками в его книгах всегда лежит он сам. И то и дело отпускает какое-нибудь тонкое замечание, требуя внимания к себе.
Что невежливо по отношению к читателю, если тот, конечно, не герантофил…
Знаешь, какая у меня любимая эротическая книга?
Напор незнакомца ошеломлял.
— Нет, - сказал я.
— "Незнайка на Луне". Там вообще нет ни слова об эротике. Именно поэтому "Незнайка" - самая эротическая книга двадцатого века. Читаешь и представляешь, что делали коротышки в своей ракете во время долгого полета на Луну…
Нет, подумал я, точно не сумасшедший. Наоборот, очень разумный человек.
— Да, - сказал я, - я тоже об этом думал, когда был маленький. А кто вы?
— Меня зовут Энлиль Маратович.
— Вы меня напугали.
Он протянул мне бумажную салфетку.