Эмпириомонизм
Шрифт:
Эмпириомонизм
Книга первая
Идеал познания
Наш век есть век критики по преимуществу. Начиная с эпохи Возрождения великое освободительное движение человеческого духа шаг за шагом расчищает путь для непрерывного, беспрепятственного прогресса человеческих сил — индивидуальных и общественных… В сфере мышления эта освободительная работа выступает в форме критики, разбивающей бесчисленные фетиши, стоящие на пути познания, разрывающей бесчисленные путы, сковывающие его развитие. Но решительное господство критики начинается с конца XVIII века. Французская революция сделала критику всепроникающим принципом общественного бытия людей; Кант сделал ее всепроникающим принципом мышления: всякие границы для критики были принципиально устранены, она должна была отныне
С тех пор критика была лозунгом всего прогрессивного в жизни и мышлении. Под ее знаменем шли прежде утописты в своих нападках на общественный строй, а теперь под ее знаменем ведется великая классовая борьба. В науке сила критики привела к выработке точных методов, в философии — к неуклонному позитивизму.
Конечно, не раз наступали моменты авторитарной реакции в жизни, догматической реакции в мышлении. Но и здесь ярко сказывалась сила критики, сказывалась не только в том, что она рано или поздно побеждала, но также и в том, что реакция большей частью старалась нарядиться в ее костюм, старалась выдать себя за критику. Это стремление реакционных сил провозить свою историческую контрабанду под флагом критики всего лучше доказывает то могущество и то уважение, которыми пользуется этот благородный флаг во всех морях и заливах бурного океана современности.
Чем же объяснить себе такое громадное и, по-видимому, все возрастающее жизненное значение критики? Оно означает борьбу различных форм жизни, отживающих и нарождающихся, накопление сил, для которых тесны сложившиеся рамки, жажду простора и свободы. Как мы знаем, бывают в развитии народов эпохи органические и критические — эпохи, когда жизнь спокойно течет по привычному руслу, медленно расширяясь и углубляясь, не нуждаясь в новых путях, потому что старые пока еще не стесняют, и эпохи, когда она бурно стремится через пороги и скалы, прокладывая новые русла взамен старых, слишком узких и тесных. Тяжелые, поросшие мхом камни катятся и уносятся в море, рушатся подмытые вековые горы — это критическая работа жизни, и такова та эпоха, в которую мы живем.
Но река течет не для того, чтобы сворачивать камни и горы, критика никогда не может быть конечной целью, результатом, на котором жизнь могла бы остановиться. Удовлетвориться одной критикой не может ни чувство, ни воля людей, ни даже познание. Растущая жизнь, накапливающиеся силы необходимо должны складываться в новые формы, должны организоваться в новые единства. Дело критики — дать простор для этих форм, помешать им развиться уродливо и дисгармонично; но создать их она не может. Критика — это садовник, который тщательно расчищает почву для дерева, подстригает лишние и неправильно растущие ветки; но не он причина того, что дерево растет и приносит роскошные плоды. Жизнь развивается из жизни и сама определяет свою цель; эта цель — творчество, а не критика.
То содержание, которое в наше время ищет для себя новые формы, поистине громадно. Коллективные силы человечества в его борьбе с внешней природой возросли в сотни раз за последние века и применяются в бесконечно разнообразных направлениях; еще значительнее расширилась область научного опыта, по отношению к которой сфера производства является теперь только небольшой частью; неизмеримо увеличилось богатство идей и мировоззрений, переплетающихся и сталкивающихся в современном мире. Нужны формы бесконечно широкие и прочные, но и бесконечно пластичные, чтобы охватить и свободно совместить такое содержание в его непрерывном развитии; нужны формы бесконечно сложные и в то же время бесконечно гармоничные, чтобы в них без противоречий уложилось все разнообразие этой беспредельно прогрессирующей жизни. Наше воображение не в силах представить себе, как несравненно величественны должны быть эти новые формы в своей грандиозности, как несравненно изящны в своей стройности.
В неясных, общих контурах они уже обрисовываются вдали. Развивающееся сознание смутно их различает и страстно к ним стремится. Идеал практической жизни в наше время выступает яснее: он выражает стремление гармонически объединить все человечество для борьбы со стихийным миром, для непрерывного развития сил. Не так ясен идеал познания; он не для всех формулирован в живом, понятном слове, его имя чуждо громадному большинству даже тех, кому близок идеал практической жизни. А между тем живое, нераздельное единство практики и познания говорит нам, что оба идеала должны быть неразрывно связаны между собою, должны находиться в строгой гармонии. Поэтому законна всякая попытка, хотя бы в такой общей схеме, в какой представляется нам идеал жизни, обрисовать также идеал познания.
Ставя себе такую задачу, мы уже заранее знаем, что путь к ее решению идет через область критики — не той страстной критики, которая преобразует формы практической жизни, но холодной и строгой критики опыта и отвлеченного мышления.
Если мы стремимся опираться в своем исследовании на все приобретения великой эпохи критики, то исходной точкой его для нас всего целесообразнее взять наиболее законченное и строгое выражение духа критики в познавательном отношении к действительности. Таким выражением критической тенденции для нашего времени представляется нам эмпириокритицизм* —
Эмпириокритицизм есть современная форма позитивизма, развившаяся на почве новейших методов естествознания, с одной стороны, новейших форм философской критики — с другой. Это философское течение нашло себе самых видных выразителей в Эрнсте Махе* и Рихарде Авенариусе*, из которых первый формулировал его с особенной ясностью и прозрачностью, второй — с особенной полнотой и точностью [1] . Оно привлекает к себе все больше сторонников среди молодых представителей науки и философии как на кафедре, так и вне ее; оно оказывает все большее влияние на научное и философское развитие нашего времени. Эту возрастающую силу и это возрастающее влияние признают даже противники эмпириокритицизма.
1
Сам термин «эмпириокритицизм» принадлежит, собственно, Авенариусу, но он хорошо характеризует также воззрения Маха, хотя в некоторых частностях они и отличаются от взглядов Авенариуса.
Излагать сколько-нибудь полно философские основы эмпириокритицизма нам не приходится; с точки зрения нашей задачи достаточно характеризовать самое общее познавательное отношение этой школы к действительности, к миру опыта.
Задача познания, по воззрениям Маха и Авенариуса, заключается в том, чтобы систематизировать содержание опыта, так что опыт является и естественной основой и естественной границей познания. По своему объективному значению систематизация эта является могучим жизненным приспособлением, орудием сохранения жизни и ее развития. Взгляд на познание как на приспособление, возникший в эволюционном мышлении, конечно, гораздо раньше эмпириокритицизма, в работах этой школы находит себе самое широкое и всестороннее развитие и делается базисом последовательной критики познания. «Die Analyse der Empfindungen» Маха и его научно-критические работы, особенно «Der Warmelehre», с одной стороны, и «Kritik der reinen Erfahrung» Авенариуса — с другой, дают цельную и во всем существенно однородную картину критически-эволюционной теории познания [2] .
2
В развитии взглядов Маха исходной точкой послужил философский идеализм, тогда как для Авенариуса с самого начала характерна реалистическая окраска. Тем замечательнее тожество философских выводов, к которым совершенно независимо один от другого пришли оба эти мыслителя, реформируя теорию познания на основе выработанных научных методов. Весьма несущественные разногласия между этими философами носят на себе, однако, явный отпечаток различия начальных пунктов развития (особенно это относится к понятию «элементов-ощущений» у Маха; об этом нам придется говорить в дальнейшем).
Несколько особое положение занимает в ряду основных произведений эмпириокритицизма «Der menschliche Weltbegriff» Авенариуса (учение об интроекции); но к нему мы также еще вернемся.
Но познание в этой картине является не только приспособлением вообще, а также приспособлением социальным. Социальный генезис познания, его зависимость от социального опыта, принципиальная равноценность мышления различных людей и его непрерывное социальное взаимодействие ярко выступают и сознательно подчеркиваются обоими мыслителями. Здесь их предшественниками надо признать великих основателей исторического монизма, о которых оба философа вряд ли имели сколько-нибудь ясное понятие [3] . Там, где Мах обрисовывает связь познания с социально-трудовым процессом, совпадение его взглядов с идеями Маркса становится порой прямо поразительным. В некоторых философских этюдах его «Warmelehre» мы встречаем такие положения, как, например, следующее: «Наука возникла из потребностей практической жизни… из техники» (с. 451) — формулировка строго соответствующая принципу исторического материализма. Для нас это лишнее доказательство глубокой прогрессивности эмпириокритицизма как течения, способного органически воспринять все наиболее жизненное в его идейной среде.
3
Ближе по времени к Маху и Авенариусу стоит А. Риль*, который также признает социальность познания* и его биологическую роль как приспособления, но далеко не вполне выдерживает этот принцип в своем анализе познания («Der philosophische Kriticismus». Bd. 2). Вообще, за последние десятки лет идеи эти встречаются нередко в философской и социально-философской литературе; развитие сравнительной филологии немало способствовало их упрочению, выясняя органическую связь мышления с речью — социальной формой общения (здесь особенно Л. Нуаре*, Макс Мюллер*); но обыкновенно эта социально-генетическая точка зрения на мышление ни философами, ни учеными не проводится до конца со строгой методологической последовательностью.