Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии
Шрифт:
Наше воображение парит, мы – его тени на земле.
В. В. Набоков
Вэтой главе анализируется феномен ментальных образов (mental imagery) и его связь со способностью воображения. Особое внимание уделяется историко-философскому контексту возникновения этих понятий в воззрениях Джорджа Беркли, Дэвида Юма, Вильгельма Вундта и Уильяма Джеймса, понимавших идею как ментальный образ. Проводится анализ таких особенностей ментальных образов, как быстрота смены, калейдоскопичность, живость визуальной картины, непроизвольность, спонтанность, эмерджентность. Воображение связывается со способностью ума конструировать, а создание ментальных образов – с нарративностью и виртуализацией реальности, оперированием с реальностью как если бы, способностью «видеть иначе». Обсуждается связь воображения со способностью к эмпатии, показывается, что вообразить – значит «думать умом другого», видеть глазами другого, болеть болью другого. Рассматривается активность воображения в измененных состояниях сознания. Делается вывод о том, что способность воображения и конструирования ментальных образов определяет креативность человека.
12.1. Ментальные образы и воображение
Воображение – такая способность нашего интеллекта, которая позволяет нам создавать ментальные образы и отходить от действительности. Запуская наше воображение, мы удаляемся от действительности, поскольку продукты воображения не есть слепки нашего предыдущего опыта, не есть просто образы памяти. Воображение перешагивает границы когда-либо нами мыслимого, видимого, слышанного, чувствованного. Парадоксально, однако, что, выходя за пределы известного и далеко отрываясь от реальности, воображение может схватить в этой реальности то, что прежде нам было недоступно, а значит, приблизить нас к ней, проникнуть в глубь нее, а именно помочь нам создать новый значимый художественный образ, усмотреть новый смысл или уловить новую сущность, которая может лечь в основу теоретической концепции в науке.
Воображение «парит» над действительностью (В. В. Набоков), чтобы, как бы с расстояния птичьего полета, увидеть вещи шире и глубже, весь расклад событий, всё состояние дел. Почему это удается? Почему воображение, развивающее наибольшую силу в кульминационных моментах научного, художественного или жизненного творчества, способно дать то, что иначе недоступно человеческому существу? Эволюционно-эпистемологический ответ на этот вопрос мог бы быть таким: воображает, создает невиданные перцептивные и ментальные образы человек, который сам является продуктом эволюции этой природы, плоть от плоти этого мира, кровь от крови этой природы, крупица всепоглощающей жизни. Активность творческого воображения человека – это восстание против зеркальных картин мира, против повторения пройденного, против опостылевшей и набившей оскомину общепринятости и общезначимости. Оторваться от прямого отражения – не значит оторваться от реальности вообще, от жизни, от познания. Воображение отрывается, чтобы лучше понять, чтобы положить начальный принцип теории, своим произведением инициировать новое направление в живописи, музыке или поэзии, хотя это видится чаще всего по прошествии определенного времени, только post factum.
Кроме того – и это опять-таки аргумент из эволюционной эпистемологии – за каждым полетом фантазии нашего ума, за свободным творением цепочек ассоциаций, за силой воображения каждого из нас как креативного существа, оценивающего себя как уникальную и неповторимую индивидуальность, стоят вереницы нашего осознанного и неосознанного, ушедшего в подсознание или всегда пребывающего неосознанным, инстинктивного опыта, стоит груз нашего онтогенеза, нашего детства, юности, зрелости. А с другой стороны, с точки зрения приверженцев глубинной психологии или трансперсональной психологии, акты деятельности нашего воображения имеют в своей подоснове когнитивный и духовный опыт предыдущих поколений, опыт всего человеческого рода, тяжелую ношу филогенеза. Наша индивидуальная и даже, возможно, родовая история живет в нас. Она живет неявно, латентно, глубоко в подсознании или в архетипах коллективного бессознательного (К. Г. Юнг), но это не значит, что не может проявляться, всплывать и давать о себе знать. Мы болеем болью других, мы чувствуем и сочувствуем, как если бы мы были другими и занимали бы их место (это и называется эмпатия), мы мыслим мыслью других, жизнь мира живет в нас, а мы живем жизнью мира. Сама же жизнь, по К. Лоренцу, и есть познание. Поэтому-то наши фантазии, наши образы воображения, сколько бы они ни отрывались от действительности и ни поражали нас своей необычностью в состояниях творческого вдохновения, грезах, сновидениях, открывают нам что-то из сферы накопленного, из нагромождений и сплетений событий нашей жизни, из жизни всех жизней, а значит, из самого мира.
Проблема ментальных образов (mental imagery) и воображения начала активно обсуждаться в когнитивной науке и эпистемологии с 1960—1970-х годов, когда закончилась эра господства бихевиористского подхода. Бихевиористами проблема ментальных образов и воображения даже не ставилась, когнитивная деятельность изучалась по актам поведения. И вот произошла когнитивная революция. Последняя была связана с работами У. Найссера, А. Паивио, Дж. Ричардсона [340] и др. Найссер называл этот переход парадигмальным сдвигом.
340
Neisser U. Cognition and Reality. San Francisco (CA): W. H. Freeman, 1976; Paivio A. Imagery and Verbal Processes. N.Y.: Holt, Rinehard and Winston, 1971; Richardson J. T. E. Mental Imagery. L.: Routledge & Kegan Paul, 1969.
В когнитивной науке выделяют ныне следующие особенности ментальных образов. Во-первых, это квазиперцептивный опыт сознания: ментальные образы похожи на опыт восприятия, но возникают при отсутствии соответствующего внешнего стимула. Во-вторых, в уме создается гипотетическая репрезентация, причем живая, похожая на картинку. В-третьих, может возникать гипотетическая внутренняя репрезентация любого рода, похожая или не похожая на картинку, которая порождает квазиперцептивный опыт сознания. Ментальные образы могут быть визуальными (зрительными), звуковыми, кинестетическими (моторными), осязательными (прикосновения) и т. д. Одни образы могут быть связаны с другими. Например, звуковое воображение может стимулироваться зрительным восприятием, и наоборот.
Отмечается также, что ментальные образы обладают интенциональностью, они всегда направлены на что-то и являются образами чего-то. Ментальные образы могут предвосхищать события, представлять, что желаемое достигнуто, или же выявлять страхи, опасения, риски, т. е. апробировать различные возможности хода будущих событий. Ментальные образы обеспечивают, кроме того, семантическую основу для языка.
Ментальные образы связаны с креативной мыслью и с изобретательными способностями человеческого интеллекта. Даже если судить по самому термину «ментальный образ» или «mental imagery», становится ясным, что речь идет о таких продуктах человеческого сознания, в которых соединены, сплавлены, переплетены чувства и разум, образ и его понимание, интерпретация, т. е. интегрально представлены ментальные, умственные и перцептивные, чувственные компоненты. Это имеет особую значимость в связи с пониманием природы творчества, креативности человека, поскольку, как известно, новое знание в науке, догадки и гипотезы строятся через первоначально возникающие мыслеобразы, посредством визуального мышления, через метафоры, за которыми часто стоят мысленные картинки в голове (трубки тока у Фарадея при создании электродинамики, модель атома Резерфорда, подобная модели Солнечной системы и т. п.).
По словам Ф. И. Шаляпина, вообразить – значит вдруг увидеть [341] . Ментальный образ создается глазом ума, mind’s eye. Стивен Пинкер, создатель оригинальной концепции языка (язык как инстинкт), обращает наше внимание на слова Сальвадора Дали, который посредством воображения умел видеть невидимое и необычное: «To gaze is to think» («Пристально смотреть – значит думать»).
Совершим краткий экскурс в историю философии и попытаемся обозначить основные вехи развития представления о ментальных образах и воображении и их когнитивных функциях. В античной философии именно Аристотель первым обратил внимание на существенную роль образов в человеческом познании. До него Платон рассматривал образы как безнадежно обманчивый материал на пути познания; только интеллигибельные сущности, эйдосы являются маяками на пути к истине. Аристотель в сочинении «О душе» использовал слово «фантазмы», которое переводится ныне как ментальные образы. «Фантазма» – греч. – означает «видение», «призрак», «сновидение», «отражение», «воображение», «представление». Фантазма, по Аристотелю, подобна рисунку или отпечатку на восковой доске.
341
См.: Басин Е. А. Искусство и воображение. М., 2011. С. 19.
Джон Локк в своем «Трактате о человеческом разумении» (1690) практически не использует слова «образ» и «воображение», но в своей теории первичных и вторичных качеств называет данные чувственного опыта «идеями» [342] . Идеи рассматриваются как важные инструменты мысли в теории познания Локка.
Наиболее существенными для развития представлений о ментальных образах и воображении в современной когнитивной науке являются некоторые позиции учения Джорджа Беркли. В «Трактате о принципах человеческого знания» (1710) он, по сути дела, понимает под идеями образы. Согласно Беркли, идеи могут восприниматься, воображаться или мыслиться. Восприятие в воображении (in imaginatio) – это возможность восприятия, которая не менее важна, чем восприятие непосредственно данного. Химеры и кентавры тоже существуют, поскольку они являются продуктами нашего воображения. «Я могу вообразить человека с двумя головами или верхние части человека, соединенные с телом лошади. Я могу рассматривать руку, глаз, нос сами по себе отвлеченно или отдельно от прочих частей тела. Но какие бы руку или глаз я ни воображал, они должны иметь некоторые определенные образ и цвет» [343] . Кроме того, Беркли подмечает другую важную способность ума – способность воображения достраивать на основе неполных чувственных данных целостный образ; это есть способность самоорганизации чувственных образов на основе прежнего опыта. «Например, когда я слышу, что по улице проезжает карета, я непосредственно воспринимаю только звук; однако на основании опыта, связывающего данный звук с каретой, мне могут сказать, что я слышу карету. Тем не менее, очевидно, что в истинном и строгом смысле ничего нельзя слышать, кроме звука; и карета собственно не воспринимается в таком случае чувством, а подсказывается опытом» [344] . Более того, по Беркли, мы можем строить идеи вещей, которые мы никогда не видели, обрезая, копируя, трансформируя ментальные картинки. Отголоски этого понимания можно найти гораздо позже, уже в XX в. у Л. Витгенштейна, который трактовал мышление как игру образами.
342
Небезынтересно иметь в виду, что «идея» в Древней Греции означала «внешний вид», «внешность», «видимость», «форму», а в философии Платона – «первообраз», «идеальное начало».
343
Беркли Дж. Сочинения. М.: Мысль, 1978. С. 157.
344
Беркли Дж. Сочинения. М.: Мысль, 1978. С. 294.
Юм проводил различение между впечатлениями (impressions) и идеями (ideas). Впечатления – это то, что сейчас понимают под образами восприятия (перцептами), а идеи сопоставимы с ментальными образами, с тем, когда мы фантазируем, впадаем в дневные грезы, охвачены творческим вдохновением в науке или искусстве. Идеи соединяются в ассоциации разного типа (по сходству, по смежности и по причинности). Ассоциации спонтанны, каковой является и работа продуктивного воображения.
В конце XIX в. основатель экспериментальной психологии Вильгельм Вундт в Германии, продолжая эмпирическую философскую традицию английских мыслителей, понимал под ментальными образами идеи, которым он отводил превалирующую роль в объяснении познания. Близких взглядов придерживался и Уильям Джеймс в США. Они подчеркивали перцептивное содержание идей, практически не отличая их от образов восприятия. Ученик Вундта Освальд Кюльпе, ставший в начале XX в. основателем и активным участником Вюрцбургской школы гештальтпсихологии, усомнился в правомерности сближения ментальных образов и образов восприятия (перцептов) и поставил проблему существования безобразной мысли – мысли, которая лишена и образного и перцептивного содержания.