Энциклопедия мифов. К-Я
Шрифт:
Вероятно, следует сказать, что я потерял сознание. Но меня бесит это выражение: оно не дает никакого представления о том, что происходит с человеком, чья обитаемая реальность вдруг исчезла, рассыпалась, искрошилась в темную, гнилую труху.
Зато выражение "прийти в сознание" вполне меня устраивает. Примерно так все и происходит: шел, шел и пришел. Перешел вброд Великую реку и вернулся, черт побери, к родным берегам. Счастье.
Обретя себя, или качественную копию, почти неотличимую от оригинала, я огляделся. Судя по всему, местный троллейбусный парк больше не нуждался в моих услугах. Во всяком случае, я сидел
Поднявшись на ноги, я огляделся. Узкая улица, резные ограды палисадников, остроконечные крыши невысоких домов - все это было чрезвычайно похоже на какой-нибудь маленький европейский городок. Баварский курорт, или, скажем, сладостная швейцарская глухомань - такие тонкости мне различить не по силам, да и ни к чему. Потому что и так понятно: никакая это не Европа. Нечто иное, для чего и названия-то нет в обжитых мною языках. Только условные, меня самого не слишком устраивающие определения: Нижний город, обитаемая тень всех городов, возведенных людьми, одна на всех. Заветная изнанка бытия, подвижная, вертлявая граница между сбывшимся и несбывшимся.
Я ложусь навзничь, прижимаюсь лбом, губами, щеками, веками к прохладным камешкам мостовой. Это осознанный жест: я не знаю иного способа приветствовать новую реальность, кроме вот такой робкой телесной близости, в которой нет ни страсти, ни восторга - лишь почтительный трепет и бесконечное смирение.
Глава 87
Татенен
... ночью к нему спускается солнце...
– Что же ты на мостовой валяешься?
Поднимаю глаза. Ада. Она, она! Прекрасная убийца рифмоплетов, любимое наваждение моего сгинувшего двойника, доставшееся мне вместе с прочим хлопотным наследством. Стоит, хохочет, подбоченившись. По глазам ее, впрочем, вижу, что все сделал правильно. Ада, кажется, чрезвычайно довольна.
– Поднимайся давай, бродяжка.
Она протягивает мне руку. Отнюдь, к слову сказать, не символический жест: силы ее, пожалуй, хватило бы и троих таких как я.
– Рад?
– спрашивает коротко.
Я молча киваю. Говорить будем позже. Не чувствую я пока в себе коммуникативных способностей. Смотреть, улыбаться, за руку ее держать - это пожалуйста. Но не более того.
Глава 88
Тваштар
Тваштар <...> имел жену-демоницу из асурского рода.
– Стоять на месте не обязательно, - говорит Ада.
– Можно гулять, можно сидеть на тротуаре, можно зайти в первую же примерещившуюся забегаловку... или во вторую, или в третью - как пожелаешь. Если будешь хорошо себя вести, я постараюсь вообразить, будто у меня есть дом. И приглашу тебя в гости при условии, что ты не утратил дар речи навеки.
– Не утратил, - мотаю головой.
– Просто пока трудно. Говорить и... И вообще трудно. Но я быстро ко всему привыкаю.
– Очень хорошо, - Ада довольна.
– Тогда для начала запомни правило. Оно простое, но важное. Фундаментальное. Все открытые двери здесь ведут куда ведут. Ну, то есть, если ты видишь, что за распахнутой дверью прилавок кофейни, или, скажем, столярная мастерская - заходи туда смело. Попадешь, куда собирался. А вот с закрытыми сложнее: никогда заранее не знаешь, куда они приведут. Старожилы Нижнего города только в закрытые двери и ломятся, понятно. Но ты пока погоди. Не все сразу. Ясно тебе?
Киваю. Куда уж яснее...
– Вот и молодец, - смеется Ада.
– Такой способный мальчик!
Воодушевленный ее снисходительной нежностью, обнимаю чудесное видение за талию. Привлекаю ее к себе. Вдыхаю молочный запах кожи, дымный аромат волос. Некоторое время мы неподвижно стоим на мостовой, а потом Ада деликатно отстраняется.
– Ты смотри, не увлекайся!
Тон ее суров, но в глазах пляшут веселые золотые бесенята.
Смотрю на нее вопросительно. С каких это пор ей не нравится моя способность "увлекаться"? Кажется, до сих пор...
– Ты не понимаешь, - вздыхает Ада.
– Маша и я - не одно и то же.
– Тот Макс, с кем вы обе водили знакомство, и я - тоже разные люди. В прошлый раз тебя это совершенно не смущало.
– Не меня. Ее не смущало, - упрямится Ада.
– Это ты, раздолбай, сам с собою судьбами, женщинами и снами меняешься по три раза на дню. А я девушка серьезная, у меня в делах учет и порядок. Я - это я, Маша - это Маша. Кто из нас чья тень - вопрос, конечно, сложный. Тут не только черт ногу сломит, тут и серафим шестикрылый в гипс угодит, пожалуй... Зато в остальном полная ясность. Моя функция - время от времени спасать твою шкурку в обмен на первую попавшуюся тайну. Все прочее - ее забота.
– Ладно, - вздыхаю.
– Ничего не понимаю, но... Я тебя услышал. Договорились. Больше не буду страстно сопеть тебе в ухо. А в награду за хорошее поведение постарайся все же объяснить мне, кто ты и кто она. Если уж у тебя в делах учет и порядок...
– Ты и сам знаешь, как это происходит. Иногда мне снятся ее сны, а ей - мои. Только и всего. Не парься.
Глава 89
Тескатлипока
... странствует ночью по улицам, разыскивая преступников, <...> олицетворяет жертвенный нож.
– Я очень, очень люблю тебя, Макс. Когда сплю, - вдруг говорит Ада. А когда я бодрствую, моя природа не велит мне любить кого бы то ни было. Кстати, имей в виду: та, другая, она любит тебя только когда бодрствует для симметрии, очевидно. Не знаю, как она, но я, по счастию, не так уж много сплю...
– Почему - "по счастию?" - чтобы рассмешить ее, корчу обиженную гримасу.
– Неужели это такая тяжелая работа - меня любить? Хуже, чем толкать вагонетку "Одесса - Жмеринка"?
Она довольна. Помнит, значит, старый анекдот про доктора и его пациента, терзаемого железнодорожными кошмарами.
– Я, видишь ли, не любовница, не блондинка и даже не брюнетка. Я убийца. Это, мягко говоря, разные вещи.
Мы бредем по улице, взявшись за руки. Как-то вдруг стало ясно, что в сложившихся обстоятельствах неспешная ходьба - идеальное занятие для нас обоих. Она разбавляет беседу, как молоко, добавленное в крепкий, горячий кофе: перебивает горечь, остужает жар, превращает колдовскую смесь в уютное домашнее пойло. Вот и славно. Не хочу я сейчас острых ощущений, сколь бы изысканы они ни были: не до жиру, не до нюансов. Мне бы в воде не сгореть, в огне не утонуть. О большем не прошу.