Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 2. Детство и юность Ираиды. Глава 1. Дневник бабуси
Шрифт:
27.12.38. – "Бабуся, когда будет война?" – "Эх, плохо будет, если будет война!" – "А что такое война?" – "На войне стреляют и убивают друг друга". – "Значит, когда мы с Борькой побиваем друг друга, это война?"
Благодаря рассеянности, сосредоточенности на одной мысли, думая о другом, а не о том, что я говорю, я употребляю в разговоре не те слова, которые нужно. Ида сейчас же поправляет
30.12.38. Только открыла Ида глазки, как говорит: – "Бабуся, какой сон я видела! На салазках я поехала туда, где помирают, а в салазках вода и я искупалась. Будь прабабушка здесь, как бы она истолковала сон?
Вечером Ида с Валей (квартирантка) пошли подстричься. Там все принимали Иду за дочку Вали. Несомненно, комплимент был и той и другой.
Боря, не осушая глаз, плакал до тех пор, пока Ида не пришла. Скучает. Борьке досталось от меня за ужасные капризы. – "Бабуся, ты меня любишь, а Боричку шлёпаешь…" Я объяснила ей, что люблю их обоих, но когда он капризничает, то нисколько не жалею". – "Боричка сегодня без тебя два раза упал!" Мораль, видимо, такова: надо пожалеть его. Возвратившись из парикмахерской, Валя начала одаривать гостинцами детей. Между прочим, разделила одно пирожное. С каким наслаждением съели оба!
Я уже и не протестовала.
Вечером они оба таскают её подушку, одеяло и простыню в её комнату. Только видеть их, с каким восторгом они "работают".
Капризы Бориски достигают крайних пределов: по временам я прихожу просто в отчаяние…
Добавляет Ираида…
Странные чувства овладевают мной, когда я читаю или переписываю дневник бабуси. Такое чувство, что я переживаю ещё раз детство, которого я не помню. Может быть, ещё всё это можно сравнить с просмотром фильма, в котором я играла главную роль, но это было так давно, что все забыто и только на экране оживают дни, люди и события тех давних дней.
Конечно, всех записанных в дневнике событий я не помню, но в памяти точно отпечатались предметы и события, которые произвели в своё время сильное впечатление.
По рассказам родителей, когда мама, папа и бабуся переехали в Казань, первоначально жили на другой улице – улице Куйбышева, где снимали квартиру. А потом уже получили квартиру в центре Казани, на улице Баумана, правда, в полуподвале. Окна нашей квартиры возвышались над тротуаром где-то на 30–40 см. Когда мы смотрели на улицу через окно, то в основном видели ноги и нижнюю половину туловища проходивших мимо людей.
Вход в квартиру был – со двора. Коридора не было, первая комната была узкой и длинной. Она служила – прихожей, кухней и столовой.
В столовой, кроме входной было ещё две двери. Одна дверь вела в залу, или, как её называли – гостиную. Вторая дверь – слева вела в третью, тоже узкую комнату, расположенную вдоль гостиной и столовой, как бы объединяя их. Эта комната была ещё ниже первых двух. Я помню, что в полу были вырезаны доски для подпола, где хранились иногда овощи, в основном – картошка. Если доски приподнять, там лаги были проложены прямо по земле.
В середине всех трёх комнат была печка, большая. Печка своими сторонами выходила во все три комнаты нашей квартиры. Левой стороной печка грела левую комнату. В гостиную выходили две её боковины. С одной стороны была – духовка, а с другой – топка, над которой располагалась плита с конфоркой, на которой не только готовили зимой пищу, но и по субботам грели вёдрами воду, когда все по очереди мылись в большом корыте.
Со стороны столовой была от потолка до пола печная стена, около которой стоял кованый сундук. Я точно помню, что большая часть нашего детства прошла на нём, особенно зимой – около тёплой печной стенки.
В столовой, в глубине комнаты стоял огромный, потемневший от времени – буфет. Как и всю мебель, его перевозили с места на место, из города в город и от этого он не только рассохся местами, но и растерял частично всю свою красоту. А красоты было достаточно: буфет был ручной работы и изготовлен в 188.. году. На его резных дверках были большие гербы из двуглавых орлов. Теперь они еле держались на гвоздиках, а часть из них была снята и где-то хранилась. Буфет был тёмного дерева и цвета, доходил до потолка и был сверху увенчан резной доской с изображением тех же орлов. Сейчас этому буфету не было бы цены, но, к сожалению, мы его в последствии просто оставили в квартире, в Шатуре, когда оттуда уезжали.
Конец ознакомительного фрагмента.