Энциклопедия русских суеверий
Шрифт:
В сказках вихрь уносит царевен: Вихорь, Вихорь Вихоревич — сказочный богатырь, чудовище, обитающее в «Вихревом царстве» (Онеж.). «В недрах земли или под землей находятся разные царства, которыми управляют Вихрь, летучий Змея и Яга-Баба» (Арх.).
«Живой» вихрь мог представляться вещим, вещающим; 21 августа, в день Мартына Ветрогона, вихрь на перекрестках спрашивали о том, какова будет зима.
Согласно общераспространенным представлениям, вихрь — вместилище нечистой силы. Вихрь, вьющийся возле трубы дым — «работа нечистой силы», считали в Саратовской губернии. Вологодские крестьяне, даже находясь в избе, старались не есть во время грозы, бури, так как в это время над землей носится нечистая сила
Облик сосредоточенных в вихре нечистых (как и облик самого вихря) часто расплывчат, неконкретизирован. Так, вихорный, вихровой (Тульск., Яросл.) — духи вихря, не описанные ясно, а лишь обозначенные этими наименованиями. Вихровой, обитающий в вихре, иногда «скидывается» молодцем, которого можно ранить, бросив в вихрь нож. «Простой народ в Сибири думает, что в вихре летает нечистый дух, Дьявол, негодная, нечистая сила» <Майков, 1869>. В вихре могут помещаться (или вызывать вихрь, появляться в вихрем) два старика с большими рогами и собачьими ногами (Нижегор.), огромный человек, машущий руками (Арх.), а также леший, покойники, черт, Дьявол. «Причина метели и вообще бушевания ветров — возня чертей» (Волог.); вихрь есть не что иное, как игра беса (Курск.); в вихре вертится Дьявол (Волог.). «Столб пыли, вихрь, подымающийся на дороге, производится Дьяволом, который начинает вертеться и подымает пыль. Если в такой столб, бегущий по дороге или по полю, бросить нож, то нож окажется в крови. Опыт этот, однако, очень опасен, так как раненый Дьявол непременно отомстит. Если наклониться и взглянуть на такой столб между ног, то можно увидеть Дьявола. <…> Если крикнуть: „Вызы, вызы!“ вихрь становится злее, но если закричать: „Натолку чесноку, да в с… зобью!“, то вихрь совершенно взбеленится…» (Волог.) <Иваницкий, 1890>.
Широко бытовало представление, что, посмотрев на вихрь между ног, нагнувшись, можно увидеть в нем черта. Некоторые исследователи считают вихрь «основной ипостасью черта», однако вихрь, скорее, опасное сгущение не вполне определенной силы, сил, принимающих различные облики.
Так, леший традиционно не только лесной, но и стихийный, «ветровой» дух: он может вызывать вихрь, быть вихрем. «Про вихрь говорят: „Леший идет“» (Арх.) (см. ЛЕШИЙ). Нередко вихрь трактовался как поездка-полет мифологических существ (или их «свадебного поезда»). Русские крестьяне считали вихрь следствием чертовой свадьбы или венчания Сатаны с ведьмой (Арх.) <Даль, 1880>; свадьбой лешего с лешухой (Костр.). В повествовании из Костромской губернии ямщик указывает седоку на небольшой вихрь, который, «играя, бежит по дороге»: «„Вишь ты, проклятый, как!“ — глубокомысленно заметил ямщик. „Кого ты бранишь, братец?“ — спросил я его. „А вон голова-то победная погуливает“. — „Да укажи, пожалуйста, где? Я никого не вижу. Там, куда ты указываешь, один вихрь встает“. — „Какое вихрь, это он-то и есть леший! <…> Он это пляшет“. — „Да разве он любит плясать?“ — „А то как же: вестимо, что так. Мне батюшка-покойник, — дай ему, Господи, царство небесное! — сказывал, что коли какая девка оченно, бывало, распляшется, то, говорил, это ее леший ломает да носит. Да и как же ему теперь не плясать? Ведь вы, господа, по свадьбам-то своим пляшете, или… как по-вашему… танцуете, что ли? Ну, так и он тоже“. <…> „И ты этому веришь?“ — „Знамо дело, верую; неужто не верить, ведь я не немец“» <Андроников, 1856>.
Леший– вихрь «хватает» и уносит с собой проклятых людей (см. ЛЕШИЙ, ПРОКЛЯТЫЕ). «Хватая» проклятых, леший– вихрь проникает даже в дом: в Новгородской губернии записан рассказ о том, как вихрем — через трубу — был унесен из избы проклятый младенец («вихрем» уносят проклятых и другие мифологические персонажи, прежде всего черт).
Некоторое время после такого похищения проклятые и леший-вихрь находятся в стремительном кружении, пролетая иногда огромные расстояния; в повествовании XX в. из Восточной Сибири проклятая (вместе с лешим) носится вихрем; по материалам с Русского Севера, в вихре вертятся проклятые мужчина, женщина и Дьявол. «В иных местах думают, что в каждом вихре заключен мужчина или женщина, которые „запрокляты“» (Волог.).
Если проклятый снял с себя крест, принял от лешего еду или его за время кружения не «отвели», не сумели возвратить родные, то он исчезает с лешим безвозвратно и может стать частью, подобием лешего-вихря или просто вихрем, ветром.
В облике сильного ветра, вихря (или сопровождающих, вызывающих вихрь) представляли умерших неестественной, безвременной смертью (самоубийц, удавленников, опойц). Душа (или посмертный, повторяющий человека «летящий облик») таких особых умерших оказывалась, соответственно, бурным, разрушающим вихрем: когда ветер завывает в трубе, это плачет покойник; вихрь же, срывание крыш — выражение недовольства умерших. По мнению псковичей, вихрь — это умерший неестественной смертью. После гибели удавленницы в деревне поднимается вихрь и «открывается все». Она «проносится вихрем» мимо окон (Новг.). Верили, что буря, метель «разыгрывается перед головой» (Волог.), т. е. перед чьей-то безвременной смертью. «Во время метели играют на полях черти и мертвые выходят из могил» (Твер.). Несущиеся вихрем покойники могли принимать и традиционные для вихря, ветра облики летящих коней, в том числе — представляться едущими на тройках или, наоборот, везущими на себе нечистую силу, лешего, чертей.
Рассказы о вихревых полетах-поездках лешего и чертей на обернутых лошадьми самоубийцах (удавленниках, утопленниках, опойцах и прочих грешниках) популярны у русских крестьян в XIX и XX вв. По рассказу орловских крестьян, мужичка-плотника, идущего из Одессы на родину (переход более чем в тысячу верст), нагоняет на тройке барин с кучером: «…поравнявшись с мужичком, барин приглашает его сесть: подвезу, мол. Тот садится, тройка летит, как стрела; барин все покрикивает, чтобы кучер подгонял пристяжную с правой стороны. „Подгони, — кричит, — правую-то, попадью!“ Мужичек спрашивает, зачем лошадь прозвали „Попадьей“. Барин отвечает, что это не лошадь, а попадья в действительности, что „это я, мол, приучаю ее, чтобы лучше бежала, да и вас, дураков, скорее домой доставляла“. После крика петуха мужик оказывается валяющимся на дороге, у околицы родимого села, а барин „хохочет и пропадает“, „отмочив“ на тройке „с вечера до петухов более тысячи верст“».
В повествовании из Костромского края утопленник «возит» лешего, сохраняя человеческое обличье: «Сидит он (леший. — М. В.), сударь мой, на мужике, а сам знай щекочет его хвостом-то. <…> Да слышь, весело больно окаянному, что загубил грешную душу христианскую; иногда, говорят еще, подхватит эдакого мертвеца, да и ну вертеться с ним. Это, по-вашему, называется вальсик делать, что ли» <Андроников, 1856>. Сходные представления прослеживаются и в быличках второй половины XX в.
Приобщаемые своей особой смертью к нечистой силе (а в общем-то, к еще дохристианским божествам, духам), покойники принимали ее облик, служили ей, сами становились частью стихийных сил, в том числе вихря. Но поскольку самоубийцы в поверьях XIX — начала XX в. воспринимались двойственно (и как наделяемые сверхъестественными способностями, и как согрешившие, самовольно прервавшие жизнь люди), то некоторые крестьяне утверждали, что «черт насвистывает и накрикивает сильный ветер и этим ветром уносит к себе тех, кто прогрешил» (Пенз.).