Энциклопедия русской души
Шрифт:
Трудно сказать, что было причиной, а что - следствием, но разочарование первой шеренги реформаторов в собственном народе было, во всяком случае, мотором коррупции. Народ не откликнулся - значит, обогащайся. Похуизм похоронил романтику реформ так же однозначно, как и романтику революции, показал невозможность общественной жизни в России ни в каком виде. Он априорнее любой попытки перемен; "ветер перемен" оказался конфузливым выпусканием газов. К началу -х годов народ был уже окончательным похуистом, к реформам исторически опоздали, разница в сорок лет между Ригой и Москвой стала "судьбоносной", разрыв времен - необратимым. Из функционального расстройства, которым похуизм еще был в России года, он перешел в органическое состояние.
С другой стороны, реформаторы вовсе не считались с похуизмом, не закладывали его в свой компьютер, не понимали, что похуизм изменил национальную стратегию истории так, что деформация оказалась мейнстримом.
Похуизм - не разочарование западника и не фундаментальная ценность славянофила, похуизм - конечное слияние двух направлений. Западничество привнесло сюда свою рефлексию, славянофильство - созерцательность и здоровую лень. Похуизм "замочил" русскую демократию.
В русском сознании, несмотря на "общинность", закодирован изначально комплекс одиночества. Ничем никого не удивишь с точки зрения хуже.
Из расстегнутой ширинки Серого торчит клок жеваной рубашки. Это тоже деталь похуизма, вроде цветочно-ягодного орнамента модерна. Похуизм в одежде, как и весь поведенческий похуизм, - стиль-диктатор, не любящий отклонений, которые он привычно "топит" в грубом сарказме.
– Серый, у тебя бабушки с дедушками умерли? Смеется:
– А как же? Умерли.
– А родители?
– Ага.
– А дети?
– И дети умерли.
– Значит, ты один?
– Вроде того.
пасхальные яйца
Меня не смущает, что Серый покажется тонкому деятелю странной точкой. Возможно, какой-нибудь иностранец даже заявит, что все это - русский шаманизм и пасхальные яйца. Но плевать на иностранца. Не будь Серого, я бы не знал, что сказать о предназначении этой страны. Не социальном и не планетарном, но мистическом, то есть строго божественном.
Мой контакт с Серым - единственная возможность выйти за порочный круг. Это не обобщенный образ, да и вообще не образ. Это видение моей жизни. Не будь Серого, я бы думал, что Россия - конченая страна, а теперь я так не думаю.
Я думаю, напротив, что Россия нужна для продолжения человеческого проекта. Эта мысль может показаться натяжкой, если учесть, что в России умирает больше народу, чем рождается. Но Россия не нуждается в логических рекомендациях.
ненадолго
Когда Серый умер и ненадолго ушел от нас, его вдова нашла в гараже пыльные пачки фотографий. Она поразилась тому, что он жил великой жизнью.
бабульки
Бабулька - не возрастное явление, а национальный продукт. Ни у кого нет таких бабулек. Ни у китайцев, ни у американцев. В чем секрет бабульки? Она похожа больше на другую бабульку, чем на себя как на человека. Даже если бабулька бабульке - рознь, и даже существенная рознь по характеру, то общий климат бабульки един.
молодая россия
Молодой человек в России называется грубым словом пацан. Пацан - это сплошные прыщи. Он живет без понятий. У пацана, например, непонятно, откуда течет слюна, откуда - сперма. Пацан - недочеловек, а потому отношение к "молодежи" (уст. сов. понятие) в России недочеловеческое.
закон серого
Даже самые чистоплотные русские девушки оставляют свою попу немного грязной. Каждая русская девушка с одной стороны застенчива, а с другой -блядовита. Есть, правда, тонкие деятели, которые считают, что подобное сочетание невозможно, потому что противоречит конституции жизни. Однако, если познакомиться с девушкой, то ее переход из одного качества в другое будет осуществляться закономерно. Я сам имел возможность установить это опытным путем.
повесть о настоящем человеке
По поводу старинного спора Серый говорил, что разница между капитализмом и коммунизмом не больше, чем между пауком и тараканом. Я же доказывал ему, что коммунизм вреден для жизни, а капитализм - для души.
Есть значительное количество тонких деятелей, которым кажется, что коммунизм выдумали евреи. На самом деле, каждый русский человек -коммунист. Коммунистами были Андрей Рублев, Пушкин, Николай Второй и все остальные русские люди. Серый тоже был коммунистом. Он тоже полз куда-то с отмороженными ногами, как и все остальные.
отец
Даже мой отец и тот на старости лет разочаровался в русских. Сидит на кухне, ест сосиски и восклицает совсем иронически: Great Russian people! Great Russian people! После такого все дозволено.
самобытность
Русские стали жертвами собственных добродетелей. Я не знаю ни одного другого народа, у которого бы деградация зашла так далеко, как у русских. Это уже не народ, а пододеяльник, в который можно засунуть, запихать, влить, втемяшить все что угодно. Хмурной народ - запойный, развратный, ленивый, равнодушный, лишенный общей значимости и общих представлений о добре и зле. Интеллигентская игра в хороший несчастный "народ" и плохую "власть" кончилась поражением самой интеллигенции. Не советская власть навязала себя народу, а народ согласился принять и терпеть советскую власть.
Нас многократно предупреждали о катастрофе, приводили доводы. Мы только отмахивались. Самых умных объявили сумасшедшими. Русская культура имеет удивительную особенность: у нее короткая память. Знания не копятся. Они сливаются, как помои.
Русская мысль - следы на песке. Наговорят, накурят, вспомнят Тютчева, похохочут, расскажут анекдот, поругают власть, поспорят, потанцуют, поцелуются, подерутся и разойдутся по костям, по могилам.
Придет следующее поколение - и всё опять "от яйца". Опять накурят, опять вспомнят Тютчева.
Мысль Пушкина, что в русских есть "равнодушие ко всякому долгу, справедливости и истине, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - презрение ко всему, что не является необходимостью" (черновик письма к Чаадаеву), до сих пор звучит как в первый раз.
Мы никуда не продвинулись в наших рассуждениях, может быть, прежде всего потому, что по-прежнему впускаем в себя эту отраву местоимения "мы".
Мы убиваем без счету, но не только не каемся, но даже не помним. Пример с Катынью. Тот же Пушкин как национальный поэт участвовал в брошюре "На взятие Варшавы".