Эндора
Шрифт:
Ей не было страшно ровно до той минуты, когда над замком с величавой медлительностью пролетела крылатая тень и легким, почти небрежным толчком сбросила меречь на землю. Закувыркавшись, дракон покатился по траве, правое крыло распласталось рваной мокрой тряпкой, и вот тогда, когда золотистые глаза меречи стали мутными, словно у вываренной рыбины, Катя поняла, что до этой минуты не знала, что такое настоящий страх.
Она сорвалась с места и, покинув крошечную башенку, где ее спрятал Кадес, бросилась вниз, к выходу. В голове не было ни единой мысли, только звонкая холодная пустота понимания, что сейчас,
Кажется, она слышала голос Кадеса — голос, пропитанный ужасом.
— Катя, нет! Катя! Стой!
Потом, когда за ней захлопнулась дверь, Катя снова стала осознавать себя. Было утро — свежее, ясное, росистое. Солнечный свет величаво растекался по небу, ветер, шагавший по полям, пах цветами и травами, и в нем почти не чувствовалось запаха гари и крови. Катя шагнула по сырой траве туда, где Рудин занес над распластавшимся раненым драконом нестерпимо сияющее золотое копье, и негромко, едва уловимо промолвила:
— Тебе ведь я нужна? Ну вот она я. Бери.
И он услышал.
Когда меречь сбросило с небес на землю, и дракон, беспомощный, как выброшенный из гнезда птенец, закувыркался по выгоревшей траве, с жалобным ревом захлебываясь собственным пламенем, Лиза поняла, что пора действовать.
Делай раз! — и нетронутые серебряные флаги с водой, вроде бы надежно защищенные от любой магии рунами, выбитыми на круглых боках, с громким металлическим стоном рассыпаются на мелкие капли. Те всадники, которые ехали с ней рядом, даже успевают удивиться. На то, чтобы выхватить оружие и попробовать хоть как-то защитить себя, у них уже не остается времени.
Делай два! — и освобожденная вода, повинуясь движениям русалки, взметается в утреннее небо шипящим фонтаном зеленого огня. Лиза смотрела и думала, что иногда даже смерть бывает красивой — правда, мало кто сможет оценить ее красоту во всем великолепии.
Делай три! — пылающие капли обрушиваются на отряд Рудина, и победные крики обрываются — на их место приходят вопли и стоны боли. Впрочем, они достаточно быстро прекращаются. Не только Рудин умеет превращать воду в бефельскую кислоту.
«Знай наших», — с неприятной кривой усмешкой подумала Лиза, спрыгнув на землю и уверенно отправившись туда, где владыка, серебряный рыцарь, поразивший дракона, с неторопливой величавостью спускался из-под дымных темных облаков, застилающих рассвет. Кто-то из всадников, поняв, что произошло, швырнул в нее серебряный метательный нож — Лизе хватило небрежного, почти танцевального жеста, чтобы отбить смертоносную иззубренную пластинку и отправить нож в горло его хозяина. Хрип, падение тела в траву — далеко, почти на грани восприятия.
Пришло время Троянского коня, небольшого, но мощного заклинания, которое еще вчера Лиза вбросила в браслет и отправила гулять по крови своего господина.
Кажется, кто-то из всадников снова попробовал остановить ее. Лиза небрежно взмахнула рукой, и любителя рисковать, связываясь с русалкой, вышвырнуло из
Она вспомнила, как давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни, они с Эльдаром были в Праге. Что бы ни случилось, как бы она своей алчностью и глупостью ни испортила жизнь и себе, и ему, у нее все-таки была та майская Прага, наполненная солнцем и светом, поцелуй на Карловом мосту, весна и любовь. Конечно, Эльдар безбожно врал и манипулировал, обещая, что они вернутся туда, и все будет хорошо — но она позволяла ему так поступать. Позволяла дергать себя за ниточки.
Возможно, просто хотела верить в свое прошлое и будущее счастье. Хотя бы в саму возможность счастья.
Лиза вскинула руку и отдала приказ.
Боль, пронзившая ее, была настолько сильной, что русалка споткнулась и упала на колени — зато Рудин, обвитый пылающей алой лентой, тоже рухнул в траву, и искреннее изумление на его мертвенно бледном изуродованном лице воистину дорогого стоило.
Серая пелена обморока застилала глаза. Почему-то земля, истоптанная копытами коней, была слишком близко.
— Эльдар, да шевелись ты! Шевелись, скотина крылатая! — беззвучно кричала Лиза. — Я все сделала!
Дракон лежал неподвижно. Кончики крыльев едва заметно двигались, словно их встряхивала судорога. Золотые глаза медленно затягивало смертной мутью.
— Шевелись, ради тысячи богов, — прошептала Лиза, а потом перед глазами сомкнулся серый занавес, и она погрузилась во тьму.
— Троянский конь, значит. Троянская кобыла, точнее. Что ж, этого следовало ожидать, — с брезгливым неудовольствием произнес Рудин, обрывая шипящую алую ленту. Там, где она прикасалась к доспехам, серебро почернело, выдержав магический удар. Тело русалки валялось в траве, и сейчас Лиза не подавала признаков жизни; Рудин хотел было на всякий случай пригвоздить ее копьем, словно бабочку к обоям, но передумал. Не о верной служанке меречи сейчас разговор.
Дракон едва дышал. Там, в небе, Рудин окатил его заклинанием такой силы, что и сам сейчас едва держался на ногах. Вернее сказать, его поддерживала ярость и жажда мести. Он сейчас забыл все, что спланировал с такой тщательностью — все прошлые планы в эту минуту не имели значения.
Пока Рудин возился с лентой, меречь содрогнулась и медленно растаяла, оставив после себя черное выгоревшее пятно на земле и кислый смрад в воздухе. Человек, который много лет назад отправил на тот свет великого и страшного Илью Мамонтова, повелителя обеих вселенных, сейчас корчился в ногах нового владыки полураздавленным червем. «Идущий за мною сильнее меня», — подумал Рудин и с удовольствием представил, как будет выглядеть отделенная от тела голова Эльдара. Он увидел эту картинку, словно наяву: грязные волосы, разметавшиеся вокруг головы подобно некрасивому нимбу, когда-то были светлыми, мутные карие глаза смотрели прямо и вверх, почти закатываясь под веки, изо рта стекла ржавая струйка крови и застыла, оставив дорожку, как свежий шрам.