Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
Трагедия Льва Николаевича впереди, а сейчас он думал, что получит земли, получат землю близкие. Он думал, противоречиво, создать небольшой участок правды среди океана лжи и насилия. В то же время он мечтал показать силу земледельческого овладения крестьянами пограничных земель.
Это должно было быть «Илиадой».
В этом островке справедливости земля должна была сдаваться мужикам в аренду по каким-то невероятным ценам, почти условным ценам, почти похожим на покупку башкирской земли разными русскими господами.
Но сам он постройку
Итак, Лев Николаевич Толстой подключился к злу.
Наступивший конфликт был резок, но очень невнятен для внешнего мира.
Что происходило дальше?
Во время уже установления отказа от имущества, в то время, когда Лев Николаевич Толстой отказывался от произведений, написанных в последнее время, был в тогдашней России не закон, а законодательное распоряжение.
В «Мертвых душах», в главе о Плюшкине, Гоголь написал о том, как живет расточитель, как сверкают до корней облитые светом деревья.
Так пировал расточитель.
Но существовала узда на расточителя. Полагалось губернатору объявить запрет на расточителя и объявить над расточителем опекуна.
Опекуном обыкновенно была жена.
Кроме того, существует упомянутый у Салтыкова-Щедрина город, сейчас нам известный как город для экскурсий, – Суздаль.
А при Суздале была тюрьма для закоренелых раскольников и, по народному поверью, для расточителей. Именем этой суздальской тюрьмы угрожала Головлева, хозяйка, непокорным детям.
Все это было не призрачное, оно существовало; решать должен был губернатор, быть человеку хозяином ила: опекаемым, причем сам расточитель не имел никаких прав.
Расточитель не имел никаких прав, в том числе права на завещание.
В Библии сказано: «Враги человека – домашние его».
С домашними человек поневоле или по слабости воли не легко заключает мир.
О жизни Льва Николаевича в газетах печатали обыкновенно либерально-снисходительно, но однажды появилось сообщение, что старшие сыновья Толстого удостоверяют, что Лев Николаевич помогает крестьянам только личным трудом. В переводе на язык указов это значило, что Толстой не расточитель. Он просто помогает разоренным крестьянам подпирать стену падающей избы крепкой подпоркой. И принимает в этом деле участие; это не расточитель.
И дети великого человека собрались, разделили скот, экипажи и землю.
Аккуратно поровну.
Автор великих книг и великий мечтатель во время этого раздела сидел в своей комнате, если в той комнате, где он писал, то, значит, там, в полуподвальной комнате с высоко расположенным окном на пустой стене.
Впоследствии Толстой говорил, что ему жалко и стыдно, что он испортил жизнь детей, сделав их своими наследниками.
Да, они играли в карты, очень крупно кутили. Младший сын Михаил вместо обычной упряжки лошадей запрягал в свои сани целый цуг коней.
И этот его парад существовал – для прохода или проезда через занесенные снегами дороги.
Этот путь раздела, путь уклонения от подвига не был изобретением.
Существовала в России секта бегствующих. Живой человек, часто человек-купец, чувствуя свои грехи, дает приют людям, которые бежали или от своего богатства, или от докучливых наследников. Человек своеобразного ордена, он бросил все, чтобы иметь право войти в царство божие, врата которого для богатых узки, как игольное ушко.
Приходит старик, прячется в своем доме в подполье или где-нибудь под лестницей.
Родные доносят в полицию, что отец пропал. Кажется, через три года они входят в право наследования. Как живет сам мнимый покойник, неизвестно.
Впрочем, среди почитаемых святых еще во времена Византии был признан Алексей, божий человек. Он кинул свой дом, потом вернулся в покинутый дом неузнанным нищим и прожил там под лестницей и принял смерть.
Родители его оплакивали.
Церковь ему поверила.
«Анна Каренина» кончалась, но ничего не кончилось. Все ходило ходуном, что было прочного в доме Романовых.
Стало главным содержание. Не в первый раз приведем разговор братьев Левиных: слова Николая Константину: – ты пропустил самое важное.
Разговор идет о собственности.
Тот вопрос, который был поставлен самим Толстым
– в комнате со свечкой —
– арзамасский ужас —
– самой смертью, —
– а была то не смерть, а жизнь.
Лев Николаевич пришел к несопротивлению.
Так вот.
Собственность получалась одним из видов зла.
Все говорят, и я, Толстой, говорил – «моя земля».
А получается, говорить надо: – «мы земли».
Раздел собственности как бы тиражирование зла, мнимость как бы существующих людей.
Своих детей.
Толстой раскаивался в разделе, хотя это и был типичный раздел для дворянства того времени.
Толстой глубоко раскаивался в том, что он сделал своих детей богатыми, обеспеченными людьми; как бы неверно родивши их – вторично. Введя их в жизнь во второй раз неправильно.
Тянули жребий. Всего жребиев было девять. Земельные участки оценили в 550 тысяч рублей, по очень низкой цене. Это и была основная добыча.
Сергей Львович получил 800 десятин земли при селе Никольско-Вяземское и должен был уплатить Татьяне Львовне 28 тысяч рублей, а матери в продолжение 15 лет, 55 тысяч рублей, с уплатой 4 % годовой суммы.
Татьяна Львовна получила Овсянникове в 38 тысяч рублей.
Илья Львович – Гриневку и 368 десятин имения при Никольско-Вяземском.
Лев Львович – дом в Москве. Тот дом, в котором часто жил Толстой, 394 десятины земли самарского имения и 5 тысяч рублей с выплатой в продолжение 5 лет.