Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
Его председательство кончило когда-то его карьеру, к чему он отнесся очень спокойно, ставши литератором.
Он написал хорошие воспоминания и знаменитую статью про доктора Гааза, знаменитого человека, который заботился о каторжниках, примерял на себя эти цепи, ходил по комнате, чтобы почувствовать, что значит пройти в кандалах хотя бы один переход от одного этапа до другого.
Кони просмотрел это дело и обратился к издателю: – На вашей бумаге напечатано, что дело будет решаться судом чести. Но дело в том, что ваши документы
Я советую вам обратиться к любому из правительств, к которому невольно обращаются ваши документы, – либо царскому, либо советскому – и предъявите эти ваши осторожно написанные договора.
Мне очень хочется вспомнить этого человека: он не сгибаясь, но опираясь на палку, ходил по Невскому проспекту; понимал, что изменилось время, что письменное, печатное слово подкрепляется словом звучащим – кино.
Он видел смену времени.
А пока Кони основывал Институт живого слова.
Я помню Невский проспект как адрес этого института, а номер дома забыл.
Кони был человеком большой памяти и уважения.
Л. Н. Толстой хорошо знал Кони, много раз прибегал к его помощи для заступничества за какого-либо человека, для поиска доказательств, что это дело незаконно для своего времени или для всех времен, добавим мы.
Кони раз гостил в Ясной Поляне у Л. Н. Толстого.
Было это в июне 1887 года.
Он рассказал дело.
Когда он, Кони, был прокурором Петербурга, пришел к нему молодой человек, просил помощи.
По национальности человек был финн.
Его отец имел в Финляндии большое имение, часть которого сдавал в аренду. Арендатор одной из мыз умер. Осталась девочка. Старик, владелец мызы, взял девочку на воспитание. Сперва она жила в детской, потом ее перевели в девичью.
Потом она стала прислугой.
Но не потеряла своей прелести, своих знаний французского языка, – была она полугорничной-полувоспитанницей, и человек приехал из университета в имение отца и как-то случайно, думая, «что все так делают», соблазнил девочку.
Имя ее было Розалия.
Прошло время. Студента, ставшего потом почтенным человеком, уже назначили присяжным заседателем.
Судили проститутку, которая похитила у гостя сто рублей.
Немолодой присяжный заседатель узнал Розалию. Это была истрепанная, забитая женщина.
У него было свое представление о нравственности.
Человек вспомнил свою любовь к этой девочке, помнил своего и ее отца.
Немолодой финн решил, что он женится на этой женщине, чтобы исправить свою вину.
Он пришел к прокурору просить, как бы освободить женщину от тюрьмы.
Кони, честный по-своему, крупный человек, сказал:
– Конечно, вы правы.
– Но и ваша жизнь и ее жизнь пошли по-разному.
– Возможно, будут дети.
– Мне кажется, что вы поспешили с решением.
– Может быть, лучше помочь ей деньгами.
Молодой человек со спокойствием финна ответил:
– Я одарил не только начальство тюрьмы, но и всех арестантов и, конечно, ее первую.
Она плакала. Ее поздравляли. Я дал ей слово. Просил у нее прощения. Кони рассказывал дальше. В тюрьме развился тиф.
И Розалия умерла. Рассказывал это дело Л. Н. Толстому, который сам когда-то соблазнил горничную в доме своего брата.
Толстой тогда издавал не только свои романы, но и издавал, при помощи Сытина, серию маленьких нравственных книг – это были рассказы о великих людях.
Издательством руководил Чертков.
Он жался в деньгах.
Приходилось брать рукописи дареные.
– Вот бы вы сами написали, Анатолий Федорович, историю этого молодого человека, – сказал Толстой. – Вы превосходный оратор, вас все уважают, вы знаете, как доказать, что добро – добро, а зло – зло.
Кони начал писать.
Не выходило.
Л. Н. Толстой тогда попросил подарить ему тему и начал писать сам.
Писал много раз.
Ища пути, понятного для читателя.
Повесть он всегда называл Коневской: Коневская повесть.
Работа шла до декабря 1899 года.
Работой Толстой был недоволен. Он говорил: – Тема не моя, она дареная.
Что же не выходило?
Добрый, умный, по-своему героический Кони считал, что все было правильно.
Женщина пережила радость, она увидела человека, которого когда-то любила, снова полюбила, простила.
Он загладил свой проступок.
Она умерла.
Он не узнал горечь того поступка, на который хотел идти.
Коневская повесть была повестью о странном благополучии.
О том, что к людям вместо благополучия приходит смерть, она стирает их мокрой тряпкой с черной доски памяти.
Лев Николаевич писал роман; он заблудился в решениях, в поисках решения, понятного для него самого.
…Написание книги заняло более десяти лет, тема все время усложнялась.
Фигура спокойного финна – он так спокойно шел на подвиг – заменилась фигурой любимого писателем Черткова, спокойного аристократа, которому надо было пережить сопротивление матери, потом что-то делать с женщиной, опроститься, уехать от гонений в Англию и там писать книги по земельным вопросам.
Он должен был доказывать, что теория Генри Джорджа – налог, который бы заставлял землевладельца отказаться от земли и в то же время заменил бы все налоги, – стоящее дело.
У великого Л. Н. Толстого было свое решение – промышленность, пароходы, поезда, автомобили, которые уже проезжали мимо Ясной Поляны, все это ему казалось такой ошибкой, от которой человечество скоро откажется по моральным соображениям.
Это не относится к тому быту, который представлял себе великий Толстой.
Он писал; очень хорошо писал книгу. Он мало-помалу очищал вину студента; говорил, как он любил, как было весело любить им обоим.