Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
Сам он никогда не переиначивал мир. Он сознавал мир неустроенным, и, как кажется, в этом его задача; он населял его своими детьми, им созданными, а не рожденными, и здесь нет противоречия со строчкой, только что вами прочитанной.
Мы скажем, что он был несчастлив, хотя любой счастливый поэт, я думаю, каждый победитель поменялся бы с ним и взял бы его горе за его видение.
Он научил по-новому видеть мир. Он отодвигал людей от обычного: от религии, от войны, от жадности, от города; он не сделал
«Аз воздам».
Это было его отмщение за их сопротивление.
Но, поворачивая мир, не смог выйти он из его колеи.
Вышел.
И умер.
II
Противоречия морали обычной и морали страсти даны уже в «Илиаде».
Когда Парис убежал от Менелая, мужа Прекрасной Елены, и пришел к жене, жена встретила его с негодованием.
Но Венера покровительствовала Парису, который дал ей яблоко.
Она дала ему пояс, пояс страстной любви, и они пошли в спальню.
Столкновение двух нравственностей дано здесь уже в сюжетной форме.
Причем вопрос решается по-разному.
В церкви у католиков жрец не должен иметь жены.
А апостол Павел в послании говорит только, что епископ должен быть «единой жены мужем».
Священник не имеет права вторично жениться.
Надо сказать, совсем коротко, о фарисеях.
Они понимаются неправильно.
Они берутся только как лгуны и мошенники.
В действительности они переход от старой культуры к новой культуре.
Они давали, – приходилось давать другое, смягченное толкование старых законов, которые уже противоречили новым установлениям.
Это «фарисейское» толкование законов.
Когда у Пушкина муж размышляет, что делать с женой, объявившей об измене, – замечать, не замечать, – он поступает как фарисей.
Эпиграф «Анны Карениной», его неточность связана с тем, что Библия живет – с оговорками, живет разночтениями.
Толстой – человек, который движется в разных эпохах нравственности, – он изменил смысл того закона, который объявлен в эпиграфе.
Но он его оставил, эпиграф, чтобы не объявлять – манифестацией – о появлении новой нравственности.
Между поломанным хребтом Фру-Фру, говорил Эйхенбаум, и смертью Анны ощущается какая-то связь.
Эта связь трагедии самого Толстого.
Толстой утверждал не то, что земля вертится, а солнце ходит, хотите – наоборот, а то, что всегда буду? нанимать рабочих; он утверждает свою позицию правдивого землевладельца.
Анализ поступков Толстого начинается с анализа поступка Наташи Ростовой, она хочет от одного любимого убежать к другому любимому.
Он сам хотел убежать к другой и, может быть, даже писал об этом, имя ее было Дьявол.
Вот один из разговоров, который скрепляет книгу.
«Энергию заблуждения» мы видим в любовных делах, в противоречиях любви Маяковского, Пушкина, Есенина; я сказал неточно, мы только чувствуем, что эти противоречия есть или должны быть.
Только сейчас мы можем понять силу взятого сюжета одной знаменитой картины – Иисус Христос освобождает женщину.
Дело еще и в том, что эпохи смены нравственности не являются утверждением отмены законов нравственности вообще.
Большие, крепкие, как не разрушенные солнцем льдины, они ломают друг друга, отрезают путь Нехлюдову и Катюше Масловой, которая ушла с Симонсоном.
Эти льдины можно сравнить с льдинами одной сломавшейся нравственности.
Эти льдины повторены видением Толстого и в тот весенний день, когда Нехлюдов ушел от Катюши Масловой, – в начале.
Это сюжетное решение.
Но даже Толстой потом заменяет это решение многими исторически не развернутыми показаниями евангелистов.
И мы уже приводили или еще приведем слова Чехова, он сказал, что надо еще доказать их историческую верность – из времени во время.
Этот спутанный, многоэпохный – пусть меня простят за это слово, оно точно, точнее не скажешь, – многоэпохный человек, человек многократного признания, признания славы, которой он добивался, признавший родовитость, признавший, призвавший новую систему нравственности – толстовство, и это было так же неточно, как сны, в которых соединены и не согласованы разноречивые решения дня.
Дрожжи бродят сусло, делают из него вино и по дороге разрывают, как говорит Библия, «старые мехи, в которые не надо наливать новое вино».
Мы знаем, что в мире млекопитающих самец оплодотворяет самку, но в мире рыб самка мечет икру, а самец оплодотворяет ее, уже рожденную икру.
Для того чтобы это сделать, оба покидают океан и поднимаются по крутым рекам, преодолевая не только пороги, но даже небольшие водопады.
Потом они делают свое дело, а когда оплодотворение совершено, они умирают.
Вот что называется сменой школ в литературе. Вернусь к началу. Эпиграф был написан раньше, чем дописан, или, что точнее, раньше, чем додуман и написан роман.
Одна из основных тем в «Севастопольских рассказах» – офицеры делят себя на аристократов и неаристократов. Каждая группка замкнута. Храбрые, прославленные офицеры гордятся, попадая в группу аристократов, которые считают себя выше, чем группа этих офицеров.
Разделенный мир страшен, потому что его деление ложно.
Поэтому они отчаянно защищаются. Это тема молодого Толстого, Теккерея, Диккенса. Не бог, а классовое общество казнит Анну Каренину изгнанием.
Или, скажем, круги ада.