Enigma
Шрифт:
Да уж, спасибо за подарок. Но блокнот мне правда понравился, я, как настоящий «книжный червь», просто обожала всякую необычную канцелярию. К тому же, я давно хотела начать вести личный дневник: всегда было интересно, что чувствуешь, когда читаешь его много лет спустя. Да и в голове сейчас такой беспорядок, что грех не вылить хотя бы часть его на бумагу… именно так, от руки. Руфус тоже говорил, что только подобный метод очищения души от эмоционального мусора, исцеляет ее.
«Я так запуталась. Мне остается только ждать, что будет
«Как только мама придет в себя, я найду способ избавиться от Мака, и возможно, даже преподам ему урок. Нет, я не мечтаю о кровавой мести, я просто хочу, чтобы он перестал вести себя так, словно он Вершитель судеб. Он не имел права менять мою жизнь на сто восемьдесят градусов, и поступать так со мной и Джеймсом… ну и, конечно, так унижать меня. Едва ли я способна унизить его также. Но объяснить ему, донести, показать… поставить на место. Напомнить, что он не Бог. Почему бы и нет?
А еще мне страшно. Сейчас я чувствую себя… нормально, правда. Но ощущение подвоха во всей это идиллии с расписанием и театром не отпускает.
Все может измениться в любой момент… а я так боюсь этого.
Неизвестности».
– Ты – замена Кейси? – это первое, что слышу от режиссера Тары Блум, когда оказываюсь в репетиционном зале мюзикла «Зарождение». Как оказалось, это первый мюзикл за много лет, нефинансируемый и неодобренный министром Культуры. Пока планируется три показа, и если зажравшиеся виртуальной реальностью Элиты не оценят постановку, придется поменять «Зарождение» на легкий мюзикл про противостояние супергероев.
Мне сценарий «Зарождения» нравится, хоть я и прочитала всего две сцены. После поспешного знакомства с участниками трупы, я и другие «второстепенные» актеры приступаем к разучиванию хореографии танца. Я не замечаю лиц, и не пытаюсь повторить движения за профессиональным хореографом. Если честно, мне чужда работа в команде. Хочется остаться наедине с собой, и просто выразить свои чувства под красивую музыку.
Некоторые вещи мне не понравились сразу: системный и совсем не творческий подход к постановке… но кто знает? Может так и должно быть в большом театре, и я не права? Но так называемого «духа» я не увидела ни в одной сцене и предложенных танцевальных движениях. Когда я пыталась внести свои идеи, меня естественно игнорировали.
А может… я просто хочу найти недостатки во всех, кто меня окружает, потому что чертовски зла, на то, что вынуждена разучивать танец «пятой травинки в дальнем углу»?
Да, это очень эгоистично, но я не создана для вторых ролей. Я хочу, хотя бы здесь, в единственной частичке свободы, что у меня есть – в танце, исполнять только соло. Мне необходимо знать, что все взгляды будут прикованы ко мне, потому что я, черт подери, хочу доказать всем, что искусство может быть куда интереснее виртуальных
В целом, пять часов репетиций оставили неоднозначные чувства. С одной стороны я была счастлива оказаться в месте, о котором так долго мечтала, с другой стороны мои ожидания не оправдались. После того, как все ушли, я еще час танцевала в пустом зале, погружаясь в особое состояние импровизации и эмоционального полета.
Наверное, это был лучший спонтанный танец в моей жизни. Каждое движение снимало с меня маски, невидимую броню и будто верхний слой кожи, оставляя обнаженной для «зрителя». Открытой.
Нет ничего более уязвимого, чем показать свое творчество другим людям. Все равно, что стоять под обстрелом и ждать приговора…
Наивысший кайф во всей этой демонстрации, всегда один – понимание. Опущенные вниз прицелы осуждающих и любопытных, распахнутые веки тех, кто узнал в твоей обнаженной творчеством душе – себя. Тот, кто не узнает себя, всегда осудит, каким бы талантом ты ни был. Потому что Макколэй был прав… мы сами ищем только себя, свое отражение. Никому не нужна истина. Она все равно у каждого своя.
В этом смысл любого искусства, увидеть себя со стороны, а не просто пялиться в зеркало… но многие забыли об этом.
Во время танца я смотрела на свои руки, и мое воображение рисовало жуткие картины того, как запястья стянуты тугими веревками. И именно из них я пыталась вырваться в танце, разорвать оковы, рассечь незримым лезвием. Избавиться от них любой ценой: разбиваясь о невидимые скалы, толкая ладони в незримый огонь… у меня не получилось.
Не получилось разорвать его цепи. Моя душа уже с ног до головы перевязана в шибари.
В какой-то момент я просто споткнулась и упала на середину сцены, и свернулась калачиком прямо на полу.
Я не заплакала только потому, что услышала одинокие аплодисменты, нарушившие тишину. Музыка закончилась еще на середине моего танца.
– Проникновенно, – комментирует женщина, в форме обслуживающего персонала – проще говоря, уборщица. Мой единственный зритель.
После репетиции, Роберт везет меня в клинику, а я продолжаю читать сценарий, разучивая роль главной героини: ее слова, мимику и жесты. Не знаю, как я это проверну, но главная роль будет моей. Я этого хочу.
Я начинаю понимать, как устроен мозг Макколэя. Может быть, предоставление такого дара, как самореализация, лишь часть его игры, но он дает мне возможность проявить себя, и мне это нравится. Нравится, что он не сделал ничего для того, чтобы в театре ко мне относились, как к «особенной» девушке, хотя уверена, что с его деньгами и связями он вполне мог бы осуществить любую мою мечту о сцене.
И в этой возможности, заниматься любимым делом и пройти некий путь к успеху самостоятельно, я вижу… долгожданную свободу. Обещанную свободу, ограниченную властью лишь одного человека.