Энн в бухте Четырех Ветров

Монтгомери Люси Мод

— Спасибо за заботу, капитан Джим. Кроме вас никто — даже Джильберт, — Энн кивнула на мужа, — не вспомнил, что весной я мечтаю о подснежниках.

— У меня, правда, было там и другое дело — я отнес мистеру Говарду парочку форелей. Он любит рыбку, и это все, чем я могу ему отплатить за то добро, что он мне однажды сделал. Он любит со мной поговорить, хотя он человек с образованием, а я простой старый моряк. Он из тех людей, которым обязательно надо с кем-то разговаривать, иначе просто жизнь не мила, а соседи его избегают, потому что считают безбожником. А он не то чтобы безбожник — его скорей можно назвать

еретиком. Еретики, может, и грешники, но люди очень интересные. Не думаю, что мне вредно послушать рассуждения мистера Говарда. Уж во что я привык верить с детства, с тем и умру. А беда мистера Говарда в том, что он чересчур умен. Он считает, что его ум обязывает его найти какой-то другой путь на небо, а не идти по той же дороге, что и простые невежественные люди.

— Мистер Говард поначалу был методистом, — заметила мисс Корнелия: дескать, от этого уже недалеко до ереси.

— Знаешь, Корнелия, — серьезным тоном сказал капитан Джим, — я часто думаю, что если бы я не был пресвитерианином, то стал бы методистом.

— Ну что ж, — миролюбиво согласилась мисс Корнелия. — Если бы ты не был пресвитерианином, то было бы неважно, кем бы ты был. Кстати, раз мы уж заговорили о ереси, я принесла назад книгу, что вы мне дали, доктор, — «Законы природы в духовном мире». Я и до середины ее не смогла дочитать.

— Да, считается, что в ней есть еретические положения, — признал Джильберт, — но я вас об этом предупреждал, мисс Корнелия.

— Я не возражаю против ереси, но не выношу глупости, — спокойно сказала мисс Корнелия, одной фразой расправившись с нашумевшей книгой.

— Кстати, о книгах, — вмешался капитан Джим, — в журнале наконец-то кончили печатать «Безумную любовь». Всего набежало сто три главы. Конец наступил, когда герои поженились. Вроде бы все беды остались позади. Хорошо, что хоть в книгах так получается, если не в жизни, правда, Корнелия?

— Я не читаю романов, — отрезала мисс Корнелия. — А ты не слышал, как себя чувствует Джорди Рассел?

— Я к нему зашел на обратном пути. Он понемногу выздоравливает, но, как всегда, жаловался на свои беды.

— Он ужасный пессимист, — заметила мисс Корнелия.

— Не то чтобы пессимист, Корнелия, просто ему все на свете не нравится.

— Разве это не пессимизм?

— Нет, пессимист — это человек, который и не надеется, чтобы ему что-нибудь понравилось. До этой крайности Джорди еще не дошел.

— Ты за самого дьявола сумеешь замолвить словечко, Джим Бойд.

— Нет, Корнелия, о дьяволе я ничего хорошего сказать не могу.

— Ну и слава Богу. Кстати, по-моему, Билли Бут одержим дьяволом. Ты слышал, что он недавно выкинул?

— Нет, а что?

— Сжег новое платье жены, за которое она заплатила в Шарлоттауне двадцать пять долларов. Дескать, когда она его надела в церковь, на нее пялились все мужчины. Как тебе это нравится?

— Миссис Бут — красивая женщина, и коричневый цвет ей очень идет, — заметил капитан Джим.

— И ты считаешь, что поэтому можно бросить в печку ее новое платье? Билли Бут — ревнивый болван, и жену его можно только пожалеть. Она целую неделю плакала из-за этого платья. Ах, Энн, если бы у меня был литературный дар, как у вас. Уж я бы расписала этих мужчин!

— У Бутов в семье все малость чокнутые, — сказал капитан Джим. —

Билли вроде был самым нормальным, пока не женился и не оказалось, что он полоумный ревнивец. А его брат Дэниель всегда был чудной.

— Каждую неделю на него находило и он отказывался вставать с постели, — с удовольствием подхватила мисс Корнелия. — И всю работу по ферме приходилось делать его жене. Когда он умер, ей присылали письма с соболезнованиями, но, но я бы поздравила ее с избавлением от подобного муженька. А их отец Абрам Бут вообще был старый пропойца. Представляете: явился пьяным на похороны собственной жены, качался и икал: «Нич-ч-его вроде и не п-п-ил, а что-то в г-г-голову ударило». Я его хорошенько ткнула зонтиком в спину, и он на какое-то время протрезвел — пока гроб не вынесли из дома. На вчера была назначена свадьба молодого Джонни Бута, а он взял и заболел свинкой. Одно слово — мужчина!

— Но не нарочно же бедняга схватил свинку!

— Была бы я Кейт Стерн, я бы ему показала. Не знаю, нарочно он заболел или нет, но к тому времени, когда он выздоровеет, свадебный ужин надо будет готовить заново. Сколько добра пропало! Свинкой надо было болеть в детстве!

— Ну, Корнелия, ты уж требуешь от человека невозможного!

На это мисс Корнелия не ответила и повернулась к Сьюзен Бейкер, сердитой на вид, но доброй сердцем старой деве из Глена, которую Блайты наняли на несколько недель в прислуги. Сьюзен ходила в Глен навестить больную тетку и только что вернулась.

— Ну и как себя чувствует твоя бедная тетя Манди? — спросила мисс Корнелия.

Сьюзен вздохнула:

— Совсем плохо, Корнелия. Боюсь, что бедняжка скоро отправится на небо.

— Да неужели? Какой ужас! — с сочувствием воскликнула мисс Корнелия.

Капитан Джим и Джильберт поглядели друг на друга. Потом вдруг оба встали и вышли из комнаты, едва сдерживая смех.

— Слушая этих достойных женщин, и мертвый расхохочется, — проговорил капитан Джим. — Храни их Бог!

Глава девятнадцатая

СВЕТ И СУМРАК

В начале июня, когда холмы расцвели розовым буйством шиповника, а в Глен цвели яблони, в маленький домик Энн и Джильберта прибыла Марилла в сопровождении черного сундука с медными заклепками, который полстолетия, никем не тревожимый, пребывал на чердаке Грингейбла. Сьюзен Бейкер, которая, прожив у Блайтов несколько недель, стала буквально боготворить «молодую миссис доктор» и поначалу встретила приезд Мариллы с ревнивым неудовольствием. Но, поскольку Марилла не мешала ей вести хозяйство и никак не препятствовала Сьюзен ухаживать за «миссис доктор», преданная служанка смирилась с ее присутствием и сообщила своим подружкам в Глене, что мисс Кутберт — отличная старуха и знает свое место.

Однажды вечером в маленьком домике вдруг поднялся страшный переполох. По телефону из Глена вызвали доктора Дэйва и медицинскую сестру. Марилла ушла с сад и, шепча молитву, шагала взад и вперед между обложенными ракушками клумбами, а Сьюзен засела на кухне, заткнув уши ватой и накрыв голову фартуком.

Увидев, что у Блайтов всю ночь горит в окнах свет, Лесли и вовсе не смогла заснуть.

Июньские ночи коротки, но тем, кто ждал, когда же Энн разрешится от бремени, она показалась бесконечной.