Энн в бухте Четырех Ветров
Шрифт:
— Господи, ну когда же это кончится? — воскликнула Марилла. Но, увидев озабоченные глаза доктора Дэйва и сестры, больше вопросов задавать не осмелилась. Вдруг Энн… — Нет, об этом Марилла отказывалась думать.
— Только не говорите, — яростно сказала Сьюзен в ответ на боль и страх в глазах Мариллы, — что Бог может быть так жесток, чтобы отнять у нас нашу любимую девочку.
— Отнимал же он других, которых любили не меньше, — сипло заметила Марилла.
На заре, когда лучи восходящего солнца разорвали пелену тумана над песчаным берегом и пронизали ее радужными бликами, в дом пришла радость.
— Слава тебе, Господи, — дрожащим голосом выговорила Марилла.
Сьюзен встала и вынула из ушей вату.
— Надо готовить завтрак, — деловито заявила она. — По-моему, нам всем не помешало бы закусить. Передайте миссис доктор, чтобы она ни о чем не беспокоилась — Сьюзен у штурвала. Пусть думает только о ребеночке.
Джильберт улыбнулся и ушел наверх. Осунувшейся от перенесенных страданий Энн не надо было говорить, чтобы она думала о ребеночке. Ее глаза лучились святым счастьем материнства.
— Моя крошка Джойс, — промурлыкала Энн, когда Марилла пришла посмотреть девочку. — Мы давно решили, что, если родится девочка, мы назовем ее Джойс. О, Марилла, я думала, что была счастлива, но теперь я понимаю, что это была только мечта о счастье. А вот это — счастье.
— Тебе нельзя много разговаривать, Энн. Подожди, пока немного окрепнешь, — предупредила ее Марилла.
— Но ты же знаешь, Марилла, как мне трудно удержаться от болтовни, — с улыбкой возразила Энн.
В первые часы Энн была слишком слаба и слишком счастлива, чтобы заметить, что и у сестры, и у Джильберта подавленный вид и что Марилла смотрит на нее с невыразимой грустью. Потом в ее сердце прокрался страх — холодный и безжалостный, как морской туман, наползающий на берег. Почему Джильберт совсем не радуется? Почему он не хочет говорить с ней о дочке? Почему они унесли девочку, дав ей побыть с матерью лишь один — такой счастливый! — час? Неужели с ней что-то не так?
— Джильберт, — умоляюще прошептала Энн, — как наша девочка? С ней все в порядке? Скажи, что с ней все в порядке!
Джильберт отвернулся и долго не мог собраться с силами и посмотреть Энн в глаза. Потом Марилла, которая подслушивала под дверью, услышала горестный вскрик и убежала на кухню, где рыдала Сьюзен.
— Бедная голубка, бедная голубка! Как она это переживет, мисс Кутберт? Боюсь, что это ее убьет. Она была так счастлива, так ждала этого ребенка, такие строила планы! Неужели ничего нельзя сделать, мисс Кутберт?
— Боюсь, что нет, Сьюзен. Джильберт говорит, что надежды нет. Он с самого начала знал, что бедная крошка не выживет.
— Такая прелестная малютка! — рыдала Сьюзен. — Такая беленькая! Обычно ведь новорожденные бывают красные или желтые. И глазки такие большие и умненькие, словно ей уже несколько месяцев. Бедная, бедная крошка! Как же мне жалко миссис доктор!
Маленькая душа, которая пришла в этот мир на заре, ушла из него на закате. Мисс Корнелия взяла крошечную беленькую девочку из добрых, но чужих рук сестры и надела на нее нарядное платьице, которое сшила Лесли. Лесли просила, чтобы девочку похоронили в нем. А потом Марилла отнесла
— Бог дал, Бог взял, дорогая, — плача сказала Марилла.
И ушла, оставив Энн и Джильберта наедине с их умершей дочкой.
На следующий день беленькую малютку Джойс положили в крошечный, обитый бархатом гробик, который Лесли выложила яблоневым цветом, и отнесли на кладбище. Мисс Корнелия и Марилла убрали подальше так любовно пошитые для нее одежки, так же как и украшенную оборочками и кружевами колыбель, в которой должно было лежать маленькое существо с ямочками на ручках и ножках. Маленькой Джойс уже не придется в ней спать; ей была уготована другая, холодная и жесткая постель.
— Как это все грустно, — вздохнула мисс Корнелия. — Я так ждала этого ребенка.
— Остается только благодарить Всевышнего, что Энн осталась жива, — сказала Марилла, с ужасом вспомнив те ночные часы, когда ее любимую девочку осенило крыло смерти.
— Бедняжка! Ее сердце разбито, — всхлипнула Сьюзен.
— А я завидую Энн, — вдруг страстно откликнулась Лесли. — Я бы завидовала ей, даже если бы она умерла. Она целый день была матерью. За это я отдала бы жизнь!
— Не надо так говорить, Лесли, — с укором сказала мисс Корнелия. Она опасалась, что этими порывистыми словами Лесли уронила себя в глазах достойной мисс Кутберт.
Энн поправлялась очень медленно. Ей было невыносимо смотреть на залитый солнцем цветущий мир. Но если шел ливень, она содрогалась, представляя себе, как он безжалостно хлещет по маленькой могилке, в шуме ветра чудились печальные голоса.
Посещения соболезнующих соседей и их банальные утешения только расстраивали ее, нисколько не смягчая горе утраты. Веселое поздравительное письмо от Фил Блейк, которая прослышала о рождении ребенка, но не знала, что девочка умерла, еще добавило боли и заставило Энн разрыдаться на груди Мариллы.
— Если бы малышка была жива, как обрадовалась бы я письму Фил! Но когда ее нет, оно кажется издевательством — хотя я знаю, что Фил ни за что на свете сознательно не причинила бы мне боли. О, Марилла, мне кажется, что эта рана никогда не заживет и я больше не смогу радоваться жизни.
— Время тебя вылечит, — утешала ее Марилла, у которой сердце сжималось от боли за Энн.
— Но это же несправедливо! — негодующе воскликнула Энн. — Дети, которые никому не нужны, благополучно живут, хотя их родители плохо за ними ухаживают. А я бы так любила свою доченьку, так бы о ней заботилась, старалась бы дать ей все для счастья! Но у меня ее отняли.
— Такова Божья воля, Энн, — беспомощно сказала Марилла, тоже не понимая, почему ее Энн должна так страдать. — Бедненькой Джойс лучше на небе.
— Я в это никогда не поверю! — горько рыдала Энн. — Зачем же тогда ей было рождаться? Зачем вообще кому-нибудь рождаться, если мертвому лучше? Я не верю, что ребенку лучше умереть при рождении, чем прожить жизнь, любить и быть любимым, радоваться и страдать, делать что-нибудь полезное, выработать характер и стать полноценной человеческой личностью. И откуда ты знаешь, что такова была Божья воля? Может, это силы Зла помешали осуществлению Его воли? А с этим мы мириться не обязаны.