Енот-потаскун
Шрифт:
Мама вечером не просто традиционно вынесла мне мозг, а сделала это с особым цинизмом. Главной темой была обострившаяся война с Соней, которая вдруг сдала назад. То вообще не хотела продавать комнату – видимо, выяснила, что ее обязательство ничего не стоит. То вдруг выкатила цену в полтора раза больше. Мама хотела, чтобы я как-то в этом поучаствовала, чего я делать категорически не собиралась.
Под конец она вдруг начала настаивать, чтобы я «перестала бросать деньги на ветер» и переехала обратно к ней.
«Или ты собираешься жить с этим своим?» - прозвучало таким ядовитым тоном,
Дома я долго обнималась с меховым антистрессом, потом налила бокал вина и отправилась отмокать в ванну. В половине двенадцатого квакнул Вайбер.
«Наташ, ты дома? Волнуюсь».
Черт, черт, черт!!!
Антон всегда переживал, когда я возвращалась домой поздно, и у нас был уговор, что сразу же ему звоню или пишу. Но после общения с мамой я иногда не помнила, как меня зовут. Все одно к одному.
«Дома. Извини, мама съела моск».
«ОК».
Ни «целую», ни «спокойной ночи». Господи, так ведь вчера все хорошо было. Ну что за жопа?
– Нат, ты чего такая вздрюченная с утра? – спросила Ольга, когда мы сидели под кварц за кофе. – С Енотом посралась? Или ПМС обуял?
– И то, и другое, - буркнула я в кружку. – Ну, не посралась, но…
– Что, пошла обратка после развода? Это нормально, напряжение выходит.
– Да не совсем, - и я в двух словах рассказала. Про вечер, сон и разговор в парке.
– Херово, - помолчав, вздохнула Ольга. – Может, тебе к психотерапевту походить? Не фыркай, люди после таких вещей годами лечатся. Доместик вайленс – это не хрен собачий. Почему-то некоторые думают, что насилие – это только когда каждый день ногами в живот или нос ломают. А уж если муж без согласия трахнул – вообще нещитово. Он же муж, ему можно.
– Я не думаю.
– Слушай, когда ты Федечку месяц динамила и слила, это еще полбеды, все-таки у вас дело музеями и балетом ограничилось. Но если Матвеев от тебя Антона отпихнет, это будет уже очень и очень грустно. Для вас обоих.
– Думаешь, я не понимаю? – слезы подступили на поверхность.
– Тогда делай что-нибудь, черт тебя дери, - разозлилась Ольга. – Чего сопли жевать? Если сама с собой не можешь справиться, найди того, кто поможет. Он ведь не знает?
Я покачала головой.
– Ну и дура. Когда мы с ним тогда к тебе приехали, я намекнула, что Матвеев любитель руки распустить. Без подробностей, разумеется. Чтобы знал, с кем дело имеет. Но это я, а не ты.
– Оль, я не могу.
– Ты сейчас своим стеснением роешь себе яму, - отрезала она. – И потом будешь об этом жалеть всю оставшуюся жизнь. Сидя в ней. Я не говорю, что надо вывалить все подробности. Но он хотя бы должен понимать, почему ты такая жаба. Если любит – поймет и поможет. А без доверия ни черта у вас не выйдет. И ни с кем не выйдет.
– Знаешь, Оль…
Я запнулась – в дверях стояла Катерина и в упор смотрела на нас. Возможно, уже давно.
– Что? – окрысилась я и бросила взгляд на часы. – Кварц. Еще три минуты.
– Зайди ко мне, Наталья, - приказала она и вышла.
33. Антон
Я все решил правильно. Только слишком поздно. Надо было написать заявление сразу же, как Ленка дала мне те две карточки. Марго? Ну да, жаль, она мне нравилась. Но если б я уволился тогда, ничего бы о ней не узнал и ничего не потерял. Зато ничего не узнал бы и о девочке Ирочке. А ведь мелькнуло нехорошее предчувствие, когда карточку просмотрел. Снова просрал звоночек от мироздания, идиот.
Можно было четкий график нарисовать, как настроение поднималось и падало за последние три дня. Сначала, в ресторане – ровное такое средненькое плато. Потом прыжок под небеса, когда вдруг показалось, что все возможно. И с ночи – плавно вниз, в самую задницу. С того момента, когда Наташа не захотела рассказать, что же такого ужасного приснилось.
Потом был разговор в парке. Почти как пощечина. Неудачная шутка? Ну, может. Только от этого не легче. Потом то, что не позвонила и не написала, когда вернулась домой. Мама сожрала мозг? Ну да, возможно. Но я ведь не на пустом месте каждый раз волновался. Учитывая, как она ездит и бывшего-психопата, от которого чего угодно можно ждать. Пытался уговорить себя, что все это ерунда, выеденного яйца не стоит. Но подлый голосок шептал: да ей на тебя просто класть с большим прибором.
С утра у меня была Ирина. Шестое занятие из десяти. Прогресса – полный ноль. Из чего вытекали два предположения. Либо продуктивно учить я могу только в своей обычной мерзавской манере, либо Ира клинически безнадежна.
– Руль мягче держи, - в тысячный, нет, в стотысячный раз. – Правее, не прижимайся к осевой. Тормозишь – смотри в зеркало заднего вида.
Настроение, и так ужасное, упало к абсолютному нулю. Впервые за месяц с лишним зверски захотелось закурить. Раньше тоже хотелось иногда, но не так остро. Я то и дело посматривал на часы: сколько еще осталось до конца этой каторги. И решение уволиться стало железобетонным.
– Ира, никогда так больше не делай.
– Как? – испуганно выдохнула она.
– Ты сейчас на пакет наехала.
– А что может быть от пакета?
– Откуда ты знаешь, что под ним? Можно на шиномонтажку попасть, а можно и перевернуться.
Ее глаза наполнились слезами, нос мгновенно покраснел.
Так, приплыли!
– Ну-ка, быстро паркуйся. Вон туда, к поребрику.
Тихо всхлипывая, Ира криво прижалась к тротуару, зачем-то вывернула колеса и встала на паркинг.
– В чем дело, можешь объяснить? Я тебя чем-то обидел? Или мне вообще ничего не говорить? Но ведь надо тебя учить как-то. Если заметила, я даже голос ни разу не повысил.
– Антон, я… я тебя люблю!
Как-то совершенно без эмоций, справочно, проскользнула мысль: если бы это сказала Наташка, я бы сдох от счастья.
– Ира… Давай я сделаю вид, что ничего не слышал, хорошо? Ты сейчас успокоишься, высморкаешься и потихоньку довезешь меня до точки. Если не можешь, тогда я здесь выйду, а ты сиди, пока не будешь в состоянии ехать.
Куда там! Слезы ручьем. Я начал закипать.
– Послушай, это просто глупо. Какая нафиг любовь, ты меня знаешь две недели. И потом извини, у меня есть девушка, - более весомо прозвучало бы «невеста» или «жена», но такими вещами не шутят. – Кажется, я тебе повода не давал, чтобы…