Енот-потаскун
Шрифт:
– Спой. Мне тогда, на даче, очень понравилось, как ты поешь.
– Гитары нет.
– А ты без гитары.
Немножко неловко, но так же приятно, как два лишних «у» в сообщении. Сел за стол, чашку поставил. Наташа напротив – коленями на стул, локтями на стол. Лицом к лицу, глаза в глаза. Я пел тихонько, она смотрела на меня – какой это был взгляд! Как будто ничего больше между нами не стояло. Никаких страхов, никаких сомнений. Я замолчал, она протянула руку, коснулась моей щеки. Я поймал ее ладонь, поцеловал.
– Наташ, я…
Телефон.
Какая сволочь
– Извини.
Взяла, посмотрела на экран, удивленно вскинула брови.
– Привет… Да? Ну… не знаю. Катерина нас не сожрет?.. Думаешь? Ну ладно. Пока.
Нажала на отбой, выпятила забавно губу.
– Внезапно у меня завтра выходной. Вместо послезавтра. Светка попросила подменить.
– Ну так хорошо, - обрадовался я. – Мне тоже с утра никуда не надо.
– Хорошо-то хорошо… - она задумчиво покусывала изнутри щеку. – Только ничего хорошего. Катерина, начальница наша, опять боговать будет. Ее вечно бесят все наши замены-обмены. К тому же мы послезавтра с Ольгой окажемся вместе, а она нас теперь старается в одну смену не ставить. Типа, болтаем слишком много. И вообще у нее на меня зуб.
– Почему?
– Да просто так. По факту бытия, - Наташа в три глотка выпила кофе, словно торопилась куда-то. – У нее проблемы с личной жизнью. Если одним словом, то недотрах.
– Бедная женщина, - я лицемерно покивал головой.
– И не говори, - вздохнула Наташа. – Как же я ее понимаю.
– Что?!
– Ну а что? Сидит тут какой-то, песни поет…
Я встал, сдернул ее со стула, перекинул через плечо и укусил сквозь халат за попу.
– Ладно, малявка, уговорила. Пойдем лечить твою прискорбную болезнь.
Она немного подергалась, изображая негодование, и довольно повисла тряпочкой. Я принес ее в комнату, захлопнув ногой дверь перед Тошкиным носом, положил на кровать и потянул пояс халата. И – как всегда – закружилась голова от ее запаха, от ощущения прохладной, отливающей шелком кожи под ладонями.
Я снял рубашку, и Наташа, приподнявшись, потянула вверх футболку – как в самую первую ночь. Стащила, бросила куда-то. Легко, едва касаясь, пробежала пальцами от груди по животу, нетерпеливо расстегнула ремень. Я гладил ее волосы, расплетая косу, перебирая пряди. Ее губы и язык обжигали огнем, который разбегался по всему телу длинными тонкими искрами, черными с красным и золотым. Я словно бежал стометровку и слышал только свое судорожное дыхание.
Точка невозврата. Короткий взгляд снизу вверх – как зеленый сигнал светофора. Две горячие вспышки слились в одну, вбирая в себя все тело, сжимая его, как пружину, чтобы потом отпустить с последним выдохом – как будто действительно последним.
– Мы ничего не перепутали? – вдохнув наконец, я лег и подтащил ее к себе.
– Надо было бы наоборот. Ладно, верну с процентами.
– Сразу видно финансиста, - Наташа перекатилась на живот и потянулась по-кошачьи. – Считай, что это был кредит. В микрофинансовой организации. Тыща процентов годовых.
Я наклонился над ней, пробрался ладонями под грудь, поглаживая соски. Короткими поцелуями спустился вниз по позвоночнику до двух ямочек ниже поясницы. Коснулся языком сначала одной, потом второй. Ямочки Венеры – еще одна вещь в ней, которая меня сводила с ума. Не меньше, чем ямочки на щеках, когда она улыбалась.
Тихо захныкав, Наташа резко повернулась.
– Уважаемый клиент, проценты погашены досрочно. Займемся обслуживанием тела кредита…
Я проснулся как от толчка. Наташа всхлипывала, уткнувшись носом мне в плечо. Мы все время спали вот так – тесно обнявшись, повторяя собой все изгибы друг друга. Как две ложки в коробке.
Женские слезы всегда бесили меня до крайности. Но сейчас… только растерянность и желание утешить. Сделать так, чтобы она не плакала. Никогда больше – хотя это невозможно, конечно.
– Хороший мой, что случилось? – я поцеловал ее в шею.
Наташа вздрогнула, повернулась ко мне, прижалась крепко.
– Не знаю. Приснилось… что-то.
– Расскажи. Говорят, надо обязательно рассказать плохой сон.
– Не помню… - она снова всхлипнула.
Я гладил ее по волосам, по спине, шептал что-то ласковое и глупое, пока она не уснула. А вот ко мне сон не шел.
Все она помнила. Просто не захотела рассказывать.
А ведь вечером мне показалось, что заноза эта чертова исчезла. Когда она сидела напротив, глядя широко открытыми глазами, чуть приоткрыв губы. Ладонь на моей щеке… И если б не телефон…
Ну что ж, может, и к лучшему, что помешал.
32. Наталья
Как и месяц назад, я проснулась от шебуршания за стеной. Антона рядом не было.
Дежавю.
Подождав немного, я встала, набросила халат и вышла на кухню.
Он возился у плиты, а на моем стуле сидел Тошка, высматривая, что бы такого упереть со стола. Почувствовал мой свирепый взгляд и мгновенно испарился, как будто и не было.
– Привет, - Антон перевернул на сковороде гренки. – У тебя десять минут на оправку-помывку. Как, кошмары не снились больше?
Вот спасибо-то, напомнил.
Когда у меня был выходной или вечерняя смена, мы валялись в постели едва ли не до обеда. Но сегодня он словно почувствовал, что я не в том настроении. Или все проще? Понял ночью, что я соврала, и обиделся?
– Смотри, солнце какое. Не хочешь прогуляться? – предложил Антон, когда я убирала со стола. – Тошку выведем.
– В парк? Давай.
– А потом я пешком до Мица дойду и в сервис поеду.
Погода действительно была сказочная: ясная, теплая, тихая. Деревья в Муринском парке все еще стояли золотые и огненно-красные. Бывают такие дни в конце октября, как прощальный подарок. А потом всего один ветренно-дождливый, и все облетит, будет серое, голое. Пока не выпадет снег.
Мы сидели на скамейке, грелись на солнце. Я блаженно жмурилась, положив голову Антону на плечо, иногда посматривая, как шныряет по кустам Тошка. Далеко он не отходил, но стоило следить, не пристают ли к нему дети. Особо докучливых мог и цапнуть для порядка, а мне меньше всего хотелось разбираться потом с разъяренными мамашами.