Энрико Карузо
Шрифт:
И наконец, авторитетный критик Энрико делле Седие говорит: “Певец, который заботится только о том, чтобы пропеть ноты, никогда не поймет мыслей композитора и поэта. Он не сможет придать фразе необходимую выразительность, если он не изучил и не вскрыл посредством глубокого анализа ее внутреннего смысла”.
В наши дни было бы иллюзией искать подобных артистов. Мы переживаем все растущий упадок оперного искусства. Артисты разучились даже подражать. Исканий в этой области мало, стремление к настоящему мастерству ослабло. Может быть, и сегодня могли бы быть серьезные артисты. Но быстрый успех и большие заработки превалируют над искусством. Слава и богатство сильнее скромности и стремления учиться.
Несомненно,
Еще и еще раз хочется напомнить всем любителям безответственной рекламы, чтобы, провозглашая имя нового подражателя великого певца, они каждый раз вспоминали бы о нем и воздерживались бы от нелепых сравнений.
Техническая уверенность, вдохновение, глубокое проникновение в образ - таков был стиль Карузо. В течение всей своей творческой жизни он непрерывным трудом утверждал силу и авторитет своей личности, а вместе с тем день ото дня крепло его великое дарование, обезоружившее самую враждебную критику, заставившее ее выражать удивление и восхищение. Но больше всего привлекали в Карузо простота, искренность и порядочность. Артист глубоко чувствовал поэзию, слово, он пел во всю мощь своих эмоций: плакал, молился, мечтал, восставал против несправедливости; голос его звучал то звонко и повелительно, то задумчиво и мечтательно. Вот в чем секрет его необыкновенного успеха, заключавшийся еще и в обладании чувством меры, красоты и искренности. Радость, муки, страсть героев, даже те чувства, которые только подразумевались или были едва намечены композитором, Карузо делал выпуклыми, сверкающими, как драгоценные жемчужины. Все это вызывало чувство удовлетворения, сердечной благодарности, которые не забывались долго после того, как переставал звучать его волшебный голос и пустел театр.
Для нас Карузо - могучее, последнее эхо голосов великих певцов всех времен, плод постоянного, неустанного формирования. Его рождение и взлет произошли в тот период, когда искусство пения и сам оперный театр начали переживать упадок. Карузо выступил борцом за бель канто и итальянскую школу пения. Он соединил в своем искусстве достижения предшествовавших артистов и открыл новые пути для будущего поколения певцов.
Запись голоса Карузо
Голос Карузо запечатлен на грампластинках, которые много раз переписывались и в настоящее время дают лишь бледное представление об искусстве певца. Голос его обладал волшебной силой и проникновенностью, согревал сердца и вызывал их трепет.
К сожалению, в дошедших до нас записях нет и следа подлинного величия. В этом виноваты и техника записи, находившаяся тогда у своих истоков, и постоянные переписывания пластинок. И тем не менее тот, кто внимательно прослушает старую пластинку, сможет насладиться красотами бель канто, услышать “слезу”, которая была характерна для голоса Карузо. Его выразительный голос с особым металлическим отзвуком единодушно считали самым красивым на земле.
И сейчас можно посоветовать прослушать такие записи, как “Гимн Гарибальди”, “Колокола Сан Джусто”, “Прощание в Неаполе”, “Санта Лючия” и другие неаполитанские
В настоящее время существуют звукозаписывающие аппараты, обладающие удивительной способностью создавать иллюзию подлинного звучания голоса. “Когда я слушаю Карузо, Джильи или Скипа, - говорит один из поклонников новой техники, - мне кажется, будто я нахожусь в зале - так четко звучит и голос, и оркестр”.
Таким образом, при помощи новой, высокочувствительной аппаратуры можно услышать величайших артистов прошлого без ощутимых дефектов записи. Будем же надеяться, что тщательная, кропотливая работа воссоздаст голоса великих певцов.
Однажды я искал оригинальные пластинки Карузо (у таких пластинок запись только на одной стороне). В старых музыкальных магазинах мне удалось отыскать несколько таких записей. Я сразу же купил их. И, несмотря на большую изношенность от чрезмерного проигрывания, слушал их с большим удовольствием.
Как-то на одной из улиц Пезаро я случайно зашел в музыкальный магазин, больше напоминавший антикварный. За прилавком сидел старик лет восьмидесяти, с белой окладистой бородой и беретом на голове. У него был вид собирателя древностей. Я вошел и спросил какую-нибудь старую пластинку известного оперного певца.
Старик посмотрел на меня с интересом, поднялся и сделал несколько шагов по магазину.
– Кое-что у меня есть, - он знаком предложил подождать и поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, в ветхое, запыленное хранилище. Я слышал, как он что-то передвигал и шарил над моей головой. Прошло несколько минут. Движение наверху не прекращалось. Казалось, что он перекладывает бревна, передвигает стулья или что-то другое, не знаю что именно, но тяжелое. Я устал от ожидания, когда наконец услыхал:
– Нашел!
Мне вспомнилось историческое восклицание Архимеда. Я приблизился к винтовой лестнице, чтобы помочь ему сойти. Старик держал под мышкой маленький запыленный ящичек с пластинками. Он спускался так же медленно, как и поднимался, и без моей помощи подошел к прилавку, стер пыль с ящика, открыл его и вынул несколько больших старых пластинок. Я сразу же узнал по формату то, что искал. Действительно, это были две пластинки Бончи и одна Карузо. Выбрав последнюю - арию Рудольфа “Холодная ручонка…” из “Богемы”, я попросил старика проиграть пластинку и сказал, что обязательно куплю ее, если запись хорошая. При этом я старался, конечно, не проявлять особенной заинтересованности.
На мою просьбу старик ответил лукавой улыбкой. Затем он завел огромный граммофон и сказал:
– Этот граммофон немецкий, у него особая мембрана.
Пластинка закружилась, и голос Карузо, мягкий и всепоглощающий, зазвенел в старом магазине. У дверей лавки останавливались прохожие.
Это была большая находка. Проигрывалась пластинка на совершенном аппарате. Четко слышалось дыхание тенора, его голос взлетал, парил в высоте, в нем ощущались приливы радости и горечи, одиночества и гордости.