Эпидемия FV
Шрифт:
— Ладно, — прервала затянувшееся молчание Аня. — Теперь, кажется, очередь за мной. Меня зацепило только раз… Ну, то есть дважды, если учитывать тот раз, когда мы все повалились без сознания.
— Что ты при этом почувствовала? — спросила ее Даша.
— Почувствовала? Да, кажется, ничего. Просто в голове помутилось, и я упала… А до того… Когда Сережа съехал с дороги, у меня тоже было что-то подобное приступу агрессивности. И стало жарко! Настолько жарко, что мне захотелось раздеться, что я бы и сделала, не останови меня Женя. И злость была. Дикая такая злость… На тебя, Даша, просто за то, что ты показала на меня пальцем. Сейчас вспоминаю — кажется такой глупостью, а на тот момент это было серьезно и важно! А с тобой что было?
Даша помедлила несколько секунд, прежде чем ответить.
— Со мной… Пожалуй, ничего. Несколько раз за последние дни появлялись какие-то дурные предчувствия, но было ли это связано с FV, я не помню. Помню только одно, когда у «МедСоты» в первый раз отказала сеть, и несколько минут у всех не переставая звонили телефоны, мне стало плохо. Даже не то, что плохо — как-то дурно. И предчувствие беды навалилось со страшной силой. И все… никакие существа ко мне не являлись, ничего такого не было. Только это.
— То есть, если принять теорию вируса, то наша компания подразделяется на более устойчивых к его воздействию, и, соответственно, менее устойчивых, — резюмировал Леха. — Ну, и абсолютно устойчивых. Это я про Женьку. У тебя же вообще никаких приступов не было?
— Не было… — согласился Женя.
— Нет, как минимум один — был, — поправила его Аня. — Ты ж в обморок падал, когда… Ну, в общем, когда и мне плохо стало. Вот, кстати, почему-то забыла рассказать… Когда на машину чуть не влетел тот грузовик, Женя упал в обморок, а затем и я. И какие-то странные галлюцинации у меня были. Больно было, где-то вот здесь, в животе — как будто меня на кусочки изнутри режут. И я даже упасть не могла, словно меня кто-то в воздухе поддерживал. И все так реально было… Мне была уверена что умираю. А потом очнулась — ничего. Наверное, головой ударилась, когда падала.
— Мне кажется, что мне тогда все же просто плохо стало, — возразил Женя. — На нервной почве, наверное. Галлюцинаций у меня не было, приступов ярости… тоже. Когда во время последнего FV все начали в обмороки падать, я что-то почувствовал. На секунду в голове помутилось, сердце в комок сжалось, как будто я на американских горках лечу. И все… Больше никаких ощущений.
— У меня примерно то же самое, — неожиданно даже для себя самой, солгала Марина. — До сегодняшнего дня — никаких проявлений этого вируса. А сегодня — сначала это существо, которое ходило вокруг машины, а потом… Что было потом, я вообще не помню. Мне казалось, я просто как и все упала в обморок. Все поплыло, я успела подумать что теряю сознание, и больше ничего не помню.
— Позвольте резюмировать все вышесказанное, — заявил Леха, к которому бодрость духа, кажется, вернулась окончательно. — У каждого из нас разные симптомы, и на кого-то FV оказывает большее воздействие, а на кого-то — почти не оказывает. Из чего можно сделать вывод о невозможности сделать какой-нибудь вывод. Мы по-прежнему ничего не знаем!
— Не скажи… — возразил Женя. — Раньше, после Марининого репортажа с ГЭС, после нападения на Дашу, мы знали, что происходит что-то плохое. Теперь мы знаем, что происходит что-то ОЧЕНЬ плохое. И, при этом, глобальное.
Никто не ответил. Даже Леха счел за благо промолчать, не отпустив по этому поводу очередной шутки. Марина думала о том, насколько глобальным окажется происходящее, если верна ее теория. Дверь между мирами, которую сейчас пытаются взломать маленькие существа, преследующие ее в кошмарах и галлюцинациях… Дверь, открывающаяся куда-то на улицы Медянска. Что будет, когда она слетит с петель? Сколько этих созданий заполонит город, и каковы будут последствия?
Джип мягко летел по шоссе, время от времени высвечивая фарами редкие идущие навстречу машины. Лишь единицы спешили в Медянск — все его жители, как раз наоборот, сейчас наверняка стремились как можно скорее его покинуть. Если, конечно, это еще было возможно.
Где-то там, в городе, сейчас были ее родители. И Сережины… И родственники всех остальных. Соседи, школьные друзья — все те, кто был им дорог. Кто-то — больше, кто-то — меньше. Сейчас их, и тех, кто остался в городе, разделяла незримая стена. Мир разделился на те, кто успел покинуть гибнущий город, и тех, кто остался запертым в нем. Казалось бы, ей нужно было радоваться что хотя бы она сама, и ее муж, отец ее ребенка
ребенок
fv
смерть
сейчас рядом с ней, но все равно не могла отделаться от ощущения, что она должна бы быть там, в Медянске, вместе с родными и близкими. Как ни банально это звучало, но все было неправильно. Неправильно было то, что она едет сейчас куда-то, в то время как ее семье нужна помощь. И не важно, что Женя прав, и что помочь им она не сможет ровным счетом ничем, разве что наоборот навредить, задержав. Неправильным было то, что она соврала своему мужу и своим лучшим друзьям, не рассказав всего, что произошло с ней за последние дни. Всего, что связывало ее с FV.
Машина летела вперед, с каждой минутой все быстрее и быстрее, помогая своему хозяину вернуть былую уверенность в своих силах. За окном было темно, как и у самой Марины на душе. Она утешала себя. Утешала тем, что папа и мама благополучно выберутся из города. Быть может, УЖЕ выбрались, УЖЕ сейчас сидят в поезде и думают о ней. Пыталась вернуть себе покой мысля о том, что обязательно расскажет Сергею о том, что происходит с ней на самом деле. И, быть может, тогда она сумеет вспомнить, что же произошло во время последнего FV.
Как-то незаметно это не имевшее ранее смысла слово из двух букв стало заменять любую часть речи, служа ответом на любой вопрос. «Что происходит? — FV!», «Полное FV!»
Она расскажет ему обо всем… И вообще, все будет в порядке. Все вернется на круги своя. Дверь в другой мир так и не откроется, маленькие существа с острыми когтями не проникнут в Медянск. Город восстановится после «голого безумия», и вскоре оно отойдет в прошлое, став историей. Печальной, трагичной, но давно прошедшей.