Эпикриз с переводом

Каретникова Ксения

— Все мои пришли? — интересуюсь, смотря на часы.

— Иванцов опаздывает. Звонил, сказал, что в пробке.

Я киваю. Так и думала. Он всегда опаздывает. И вообще — не люблю работать с этим мажором. Столько пафоса, а знаний — ноль. Подозреваю, что диплом он попросту купил.

Что ж, подождем. Выхожу из диспетчерской. Сворачиваю налево. Прохожу мимо окна, из которого диспетчеры нам выдают выездные листы и поворачиваю к кофеаппарату. Покупаю чёрный кофе. Сажусь в кресло и, помешивая ложечкой сахар, кошусь на окно диспетчерской. Пью. Слышу, как диспетчер объявляет номер бригады по селектору:

— Двенадцать. Один-два.

Думаю

почему-то, что этот вызов мог быть уже нашим.

К окошку подходят коллеги. Здороваются со мной кивком, берут выездной лист и удаляются.

А я сижу. Жду этого Иванцова.

Кофе допит. Выбрасываю стаканчик в ведро и подхожу к окошку. Хочу уточнить, когда прибудет его светлость — мой фельдшер. Тут у диспетчеров высвечивается на мониторе очередной вызов. Леночка смотрит на экран, переводит взгляд на меня и спрашивает:

— Алка, нашей бабульке опять плохо. Может съездишь… одна? Не меняя состава бригады… Там, небось, как всегда, ничего особенного… — Лена отводит взгляд, а я усмехаюсь. Иванцова прикрыть хочет. Влюблена в него наша Леночка, по уши. Причём безответно. Ведь такие, как Лена, не во вкусе Иванцова. Она милая рыженькая коротышка с очаровательными веснушками. А ему белокурых фотомоделей подавай. Может, поэтому он сегодня и опаздывает в очередной раз — возвращается хрен знает откуда от очередной блондинки.

Я покосилась на своё отражение в стекле окошка диспетчерской. Поправила светлый локон над ухом, вырвавшийся из тугой косы. Да, я тоже блондинка. И тоже высокая. Может поэтому Иванцов и пытался за мной приударить. Но был быстро раскушен и, мягко говоря, далеко послан.

Но я киваю. Соглашаюсь прикрыть коллегу. Заодно понимаю, о какой именно бабульке идёт речь. Сую выданную бумажку в карман, возвращаюсь к креслу. Надеваю рабочую куртку, хватаю свой ящик и выхожу на улицу.

Тут же вижу Гриню. Направляюсь к нему. Он улыбается, забавно делает поклон:

— Добрый день, о наипрекраснейшая.

Улыбаюсь, отвечаю:

— Привет-привет.

— А чего одна?

— Иванцов, — пожимаю я плечами. Гриня понимающе кивает. Берет одной рукой у меня из рук ящик, другой рукой хватает под локоть, и по-джентельменски провожает до машины. Садимся. Гриня заводит машину, и мы плавно выезжаем с территории подстанции.

Доезжаем быстро. Вызвавшая скорую бабушка живёт недалеко, на соседней улице. Я, прихватив чемодан, выхожу из машины. Иду к подъезду. Набираю уже выученный наизусть код и захожу в подъезд. Исписанный граффити лифт поднимает меня на четвёртый этаж.

Дверь открывает бабушка. На лице улыбка, которую женщина тщетно пытается скрыть. Здороваюсь, захожу. Вытираю ноги о коврик и прохожу вслед за бабулькой. Оглядываюсь. Милая, знакомая комната, сегодня с бирюзовыми шторами на окнах. Бабуля садится на заправленную мохнатым пледом постель. Присаживаюсь рядом и спрашиваю:

— Что беспокоит?

— Давление, будь оно не ладным.

Конечно! Что же ещё? Наши к ней почти каждый день ездят, и каждый раз одна и та же причина. Давление.

Не раз предлагали бабушке лечь в стационар, даже доставить с комфортом, но она отказывается. Просто бабуле скучно. Живёт одна. Вот и названивает в "ноль-три", рассчитывая хоть с кем-то скрасить своё одиночество… А мне ее жалко. Да и другим тоже. Вот поэтому покорно и ездим, совершая один и тот же ритуал.

Меряю ей давление. Чуть

повышено. Но в ее возрасте это допустимо. А бабуля, слыша цифры систолы и диастолы, хватается рукой за сердце и причитает:

— Ох ты, Господи… Что-то мне так плохенько…

Открываю ящик, достаю капотен и выделяю бабуле таблетку. Она сразу проглатывает белую таблеточку, запивая водой из небольшой бутылочки, всегда стоящей на ее тумбочке.

Благодарит. И тут же пытается меня разговорить. Начала с погоды. Сказала, как рада снегу. Перешла к политике. Сказала, как не рада. Я слушаю. Киваю. Иногда односложно отвечаю. Кошусь на смартфон в руке, наблюдая за циферблатом…. Все. Десять минут прошло. Поднимаюсь, говорю, что мне пора. Бабушка жалобно на меня смотрит. Очень жалобно. Пытаюсь убить в себе чувство жалости и иду к входной двери. У порога прощаюсь. Ухожу.

Спускаясь на лифте, отзваниваюсь на подстанцию по смартфону:

— Один-три свободна.

В ответ слышу Леночкин голос:

— Молодцы, домой.

Ага, значит, Иванцов уже прибыл. Наконец-то.

Выхожу из подъезда. Подхожу к машине, толчком открываю боковую дверь. Ставлю на пол ящик. Аккуратно хлопаю казенной дверцей, открываю переднюю. Сажусь в салон и говорю Грине:

— На подстанцию.

Едем. Отворачиваюсь к окну. Прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Оно потеет от моего горячего выдоха. Опять думаю о предстоящих новогодних праздниках: шампанское, оливье, мандарины, ёлка… Ёлка! Надо будет ёлку купить. Живую. Скоро базары откроют. Раскошелюсь в этом году. Давно в доме не пахло живой елкой… Надо ещё бумагу упаковочную купить, бенгальские огни, гирлянду новую… Да, вот завтра вернусь со смены, а послезавтра устрою предновогодний шоппинг.

Гриня, видя моё упадническое настроение, рассказывает анекдот. На праздничную тематику. Внимательно слушаю. Смеюсь в конце. Искренне.

Приезжаем. Гриня останавливается напротив входа. Высаживает меня и едет дальше, чтобы развернуться. Иду к зданию подстанции. Захожу. Направляюсь к диспетчерской. Вожу взглядом по помещению от окошка до аппарата кофе. Вот он. Иванцов. Сидит в кресле, сложа ногу на ногу, и пьёт кофе.

— Ну привет, — громко говорю я, уперев руку в бок.

— Привет, — улыбается мне Иванцов. — Ты сейчас так похожа на чайник! На злой кипящий чайник.

Молчу. Убираю руку. Упражняться с ним в остроумии нет желания.

— Аллусик, — называет он меня со своей самой омерзительной интонацией. — Ну не злись. И спасибо, что согласилась прикрыть… Башка так трещит, думал не доеду… Хочешь, в знак благодарности, в ресторан тебя свожу? — подмигивает.

— Обойдусь, — отвечаю зло. Иванцов хмыкает, делает глоток из стаканчика и, причмокнув, спрашивает:

— Может, хотя бы кофе?

Качаю головой.

— Ты что такая вредная? — с поддельным удивлением спрашивает он. Усмехаюсь, отвечаю:

— Я полезная.

В колонках селектора раздается Леночкин голос:

— Тринадцать. Один-три.

Делаю два шага к окошку.

— Что там? — спрашиваю.

— Алка! Твоя тема, — говорит мне Лена, протягивая бумажку. — Преждевременные роды, вторая беременность.

— А бригада "акушерка"? — заискивающе спрашиваю я.

— Так они на выезде. Причём на втором подряд, без возвращения на подстанцию, — отвечает Лена и, хихикнув, добавляет. — Вот как выпавший снег на всех беременных действует.