Эпилог
Шрифт:
— Я чудовище, — плакала у него на плече, когда луна пошла на убыль. — Меня нужно держать на цепи и в клетке.
— Ш-ш-ш, — успокаивал Мэл. — Не паникуй. Зато я взбодрился. А то совсем расслабился и обленился.
Ему пришлось выбросить постель. Всё — матрас, одеяло, простыню. Те разодрались в клочья. А подушки Мэл в полнолуние прятал в шкаф, потому как имелся печальный опыт собирания пуха и перьев, разлетевшихся по квартирке.
Не поддавшись совету Альрика, я решилась на сдачу экзамена по символистике. И сдала. В другой день и вместе с Мэлом, на параллельном потоке с элементарщиками. Попросила
Альрик свирепствовал. Нет, он не отнесся предвзято. Задавал вопросы ровно, без стремления завалить, и выслушивал отстраненно, но от него веяло беспощадностью. Интуиция, чтоб её. Профессор гонял безжалостно, по всему курсу. Я получила трояк, а Мэл — четверку. Я отвечала по билету первой, Мэл шел за мной.
— Вот гад, — пожалился он, выйдя из аудитории. — В волнах, что ли, запутался, на ночь глядя, или не выспался?
Мэлу обидно, а меня устроил и трояк.
— Хочешь оспорить?
— Сдался он мне. Пойдем, нужно отметить.
Хорошая студенческая примета — обмывать полученные оценки, чтобы сессия прошла легко и беспроблемно. И для веселого времяпровождения как нельзя лучше подходит "Вулкано". Свою тройку я утопила в пятислойном "бумбоксе", разделив коктейль с Мэлом. А после мы отправились танцевать до упаду.
Ха! Синдром не дремал.
Любое неадекватное событие Мэл сопровождал комментарием, мол, очередная жертва поддалась тлетворному влиянию моего дара. Я возмущалась. То, что люди объясняют свои поступки чьим-то воздействием, попахивает спекуляцией. Разве не лицемерие? Проще обвинить кого-то другого, нежели самим признаться в слабостях.
Как бы то ни было, склоки и выяснение отношений на светских мероприятиях стали нормой.
Франц-Иосиф Брокгаузен решил, что с легкостью научится кататься на коньках, и получил отрытый перелом лучезапястного сустава.
На зимних гонках один из приятелей Мэла не справился с управлением и впечатался в самосвал. Машина сложилась в гармошку. Погибший страстно хотел победить. Мэл несколько дней ходил пришибленным, а я умоляла его не рисковать жизнью, гоняя на сверхзвуковых скоростях. И плакала, чтобы Мэла проняло.
В лицее, где училась Баста, девчонки устроили негласное соревнование, определяя лучшую мошенницу. Сестрицу Мэла задержали при выходе из магазина с полными карманами украденной мелочевки. Дело замяли, но Мелёшин-старший посадил великовозрастную дочь под домашний арест.
Но пальму первенства отхватил Монтеморт. В один прекрасный день псина вышибла тушей парадные двери и умчалась на зимний простор. Неуправляемое животное отлавливали двое суток с помощью военизированных формирований и с привлечением сил Объединенного департамента правопорядка. Объявили комендантский час в районе и выставили заграждения. Монтеморта обнаружили в скверике, где он, зарывшись в снег, следил за стайкой воробьев, галдящих у кормушки. Взбунтовавшийся страж не оказал сопротивления и позволил себя арестовать.
— Это твой синдром, — заявил торжественно Мэл. — Монька реализовал свое желание.
— Стопятнадцатый говорил, что страж заново перепрограммирован. Мне казалось, Монтеморт — неживой механизм, — удивилась я.
— Специально выведенная порода с эстравнушаемостью. Перепрограммировали, а толку-то? Монька охотно нарушает запреты. Он почему-то выпускал тебя из института с книгами. Помнишь?
Помню. Может быть, сидя на посту, пес мечтал о свободе? Его жизнь проходила около дверей. Из года в год чьи-то ноги сновали туда-сюда, чьи-то голоса галдели, а звонки горнили, сотрясая тушу воздушными волнами. А Монтеморт хотел простого собачьего счастья. Сахарную косточку, а не ведро шурупов. Хотел размять лапы, пробежавшись по институтскому парку. Хотел увидеть мир, скрывающийся за парадными дверьми. Но желания пса посчитали опасными. Теперь вместо Монтеморта при входе поставили автомат. Засовываешь карточку или листочек в узкую щель, и те возвращаются с четко пропечатанной резолюцией. А попытки экспроприации казенного имущества автомат встречал противным громким писком и миганием лампочек.
Поступок стража меня расстроил. Пес, как и горн когда-то, считался символом института. А теперь не осталось достопримечательностей. Лишь святой Списуил одиноко блестел пятками, и постамент со статуей смотрелся жалко в холодном свете люстры.
Я успела не единожды пожалеть, что приняла предложение Мэла. Во-первых, потому что раз в две недели мы обедали или ужинали у родителей Мэла или у моего отца. А во-вторых, теперь в обязательном порядке принимали приглашения на разнообразные посиделки с участием родственников с той или иной стороны. Как-никак статус жениха и невесты обязывал.
Задолбал меня этот статус! Чтоб ему провалиться. В ад, например.
Мы побывали на предновогоднем обеде у самого старшего Мелёшина. В узком кругу: родители Мэла с сестрой, Семуты и семья Севолода. Трусила я как распоследний зайчишка, и, прежде всего, боялась Мелёшина-старшего.
Алая зона не устояла перед зимой, отыгравшейся за затянутое лето. Снегу навалило видимо-невидимо, но дорога подогревалась оттаивающими заклинаниями. Серые плитки отпотевших дорожек в поместье смотрелись непривычно среди газонов, укрытых сугробами.
За овальным столом я оказалась рядом с Константином Дмитриевичем и Мэлом, напротив его сестрицы и кузена. Среднее поколение семьи заняло места правее.
Обед прошел в разговорах ни о чем, точнее, о погоде, о новом сезоне в Опере, о предстоящем приеме "Лица года", о светских скандалах, о событиях в клане, о достижениях в висорике и т. д. и т. п. На работу и на будущую свадьбу наложили негласный запрет. И то славно. Я выяснила, что Мэл и Вадим по-прежнему игнорируют друг друга, а Баста относится к сводному кузену спокойно. Жена Севолода демонстрировала яркую помаду и улыбалась во все тридцать два. Мэл как-то упомянул, что в молодости она была моделью. Близнецы Саша и Даша выглядели этакими отполированными детишками из телевизионной рекламы. Умненькие, не годам серьезные и исполненные важности.
Семуты поразили меня нехарактерной для светских снобов жизнерадостностью и энергичностью. И несолидностью. Бывают такие люди: стоит им появиться в обществе, и мир начинает вращаться вокруг них как рукава — вокруг ядра галактики. Первый советник Рубли оказался душой компании и, несмотря на то, что ему перевалило за сорок, выглядел молодцевато. А может тому виной был мальчишеский вихор? Дочка Семутов — девочка с двумя кудрявыми хвостиками — пошла веселостью в родителей и поддерживала общий смех, хотя не понимала большей части взрослых шуток. Семья Семутов показалась мне дружной. Если старшая сестра Мэла вышла замуж, исходя из интересов клана, то, считай, ей повезло с супругом.