Эписодии одного Армагеддона
Шрифт:
– Поздравляю, – сказал Камерзан. – Не ожидал.
– П-поздравляю, – сказал Дорофей.
Андрей тоже пожал мне руку и сказал:
– Ну, старик, от всей души! Поздравляю!
– С чем?
– Ишь, скромник! Только что записался у Ружжо в добровольцы и еще спрашивает!
ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
Может не сработать закон всемирного тяготения или правило буравчика,
Мокрая с головы до ног, я несколько секунд ошеломленно наблюдала за весело фыркающей струей, пока не сообразила, что от хрестоматийной ситуация отличается тем, что есть только одна труба, из которой вытекает, и ни одной, в которую бы втекало, так что при пассивном отношении к делу кухня очень скоро превратится в бассейн.
Я сделала первое, что пришло в голову: попыталась заткнуть отверстие, образовавшееся после предательского отваливания крана, пальцем. Это было ошибкой. Толстая струя, бьющая в потолок, распалась на множество тонких, бьющих во все стороны разом.
В качестве затычки я по очереди испробовала катушку ниток, крышку от чайника и половую тряпку, пока не вспомнила, что где-то на трубе есть такая маленькая штучка, которой воду можно перекрыть. Я принялась лихорадочно разбирать завал молочных бутылок под раковиной, обнаружила наконец краник, еще не веря в успех, повернула его, и гейзер опал.
Минут десять ушло на то, чтобы развесить мокрое платье и с нервным смешком уничтожить остатки макияжа. Оставшись в одних трусиках, я еще минут сорок собирала тряпкой воду, а когда смогла со стоном разогнуться, времени оставалось ровно столько, сколько необходимо для переодевания манекенщице за занавесом подиума Колонного Дворца Совета Архонтов, когда на просмотре новых моделей купальников присутствует супруга басилевса.
Я натянула нелюбимый – потому что колючий – свитер, втиснулась в джинсы – отлично сели после стирки! – массажкой разодрала то, что еще недавно было модной прической, и вылетела из квартиры, решив лицо нарисовать по дороге.
– В редакцию «Вечернего Армагеддона», – выдохнула я, устраиваясь на заднем сиденьи.
Извозчик, здоровенный детина, на плечах которого трещала по швам моднейшая заморская куртка, молча покачал головой.
Вот еще новости! Я наклонилась вперед, прочла надпись под фотографией на панели и, чертыхаясь в душе, проворковала:
– Давид Голиафович… Дэвик, очень нужно.
Извозчик поправил зеркальце, я улыбнулась и поправила челку. Он хмыкнул. Целый табун лошадей заржал. Экипаж тронулся.
И вот теперь можно было достать косметичку и заняться фасадом. О, дьявольщина! Как я могла забыть?!
– Отбой! Поворот на месте кругом! Дэвик, милый, на площадь постоянных, в Институт, пожалуйста.
Что прошипел сквозь зубы извозчик, я благоразумно решила не расслышать.
Малыш Роланд, мой горе-помощничек, уже ждал в крохотной забегаловке неподалеку от Института, известной тем, что хозяин, безрукий и безногий инвалид, заставлял посетителей самих варить себе кофе.
– Шеф-академик послал меня в далекое далеко, – сообщил Малыш Роланд. В далекое далеко его посылали редко, поэтому реакция Малыша была болезненной.
– Всего-то?
Я уселась в кресло и закурила.
– Брось хандрить и свари кофе. Еще какие хорошие новости?
Малыш Роланд тяжело встал со стула и отправился в угол, где на маленьком столике стояла спиртовка, дже зва, сахарница и несколько чашек. На его спине под рубашкой перекатывались могучие мышцы, словно он махал ломом, а не отмеривал крохотной ложечкой кофе. Глядя на него, я вдруг почувствовала жалость, смешанную с изрядной долей презрения.
– Ты со спины похож на извозчика, который вез меня сюда. Тот тоже, наверное, культуризмом тешится.
– Атлетизмом.
– А-а, не все ли равно, – небрежно отмахнулась я и быстро перебила собравшегося возмутиться Малыша. – Вари-вари, опять убежит.
Мне захотелось его позлить. Люблю злить громадных мужиков.
– Слушай, а почему это чем мужик здоровее, тем им легче управлять?
– Ты это о чем? – подозрительно спросил Малыш, разливая кофе.
– Так просто. – Кофе был отвратительный. – Ну и гадость… Ты когда научишься?
Малыш Роланд обиделся.
– На тебя не угодишь. У тебя комплекс. Мужикомания. Что бы мужик не делал – все плохо. Разбавить?
– Не надо. Ни разбавлять, ни угождать. Знаешь, что сделал бы на твоем месте настоящий мужик? Со словами «Не нравится – вари сама» отобрал бы у меня чашку и выплеснул, – я шлепнула по протянувшейся руке. – Без подсказки надо, не маленький. Так какие же новости?
Малыш оживился. Парень он неплохой, и с моей стороны, конечно, большое свинство в качестве пробного камня бросать его во всякие сомнительные болота.
– Значит, так. Завтра без двадцати восемь черные совместно с Дружиной собираются устроить погром.
– Знаю. Дальше.
– В совете басилевса готовится какой-то странный законопроект… Слушай! Я вообще перестал понимать, что в мире творится! Такое чувство, что катимся мы все в одной бочке к краю пропасти, и в бочке этой все уже смешалось: где была голова, там совсем другое произрастает, а где ноги – уж совсем непотребство. И все делают вид, что так и должно быть. Ты вот, например, знаешь, что встала атомная электростанция, и откуда город получает энергию, одному богу известно?
– Знаю.
– А то, что сегодня утром главного ракетного конструктора и пятерых его заместителей послали на рудники, потому что ракета опять не взлетела? А то, что в Старом порту несколько раз видели собакоподобного человека, тоже знаешь, нет? Так вот, эта тварь якобы прячется в районе складов и уже загрызла троих докеров. Может быть, я съезжу?
– Малыш, милый, – ласково сказала я, и Малыш втянул голову в плечи. – Пойми ты наконец, у нас серьезная газета. И если я, как зав. отделом пропущу материал о каком-то зверочеловеке, через день мы с тобой вместе пойдем искать работу. Ладно, будем считать, что с этим заданием ты тоже не справился. А что все-таки у тебя получилось с шеф-академиком?