Эпитафия шпиону. Причина для тревоги
Шрифт:
— Ну вот, все прошло.
Еще секунду я мрачно смотрел на него, потом улыбнулся в ответ.
— Мир?
Я кивнул:
— Мир.
— Хорошо. Тогда давайте поговорим серьезно.
— Вы действительно думаете, что тот носильщик заявит в полицию?
— Боюсь, что так. Должно быть, я где-то ошибся. По-моему, его насторожило упоминание об Удине. Наверное, к ним не ходят грузовые составы напрямую из Удине. В любом случае рисковать нельзя. До Вероны нужно каким-то образом избавиться от этой одежды и сменить внешность. У нас не так много времени.
— А
— Слушайте.
Целую минуту Залесхофф говорил без остановки. Когда он умолк, я поджал губы.
— Предположим, в ваших словах есть резон. Но должен признаться, Залесхофф, я не испытываю особой радости.
— Мне тоже это не нравится. Радоваться будем после того, как пересечем границу.
— Если мы когда-нибудь ее пересечем. Поймай они нас теперь…
— Прекратите.
— Да, но… — Я растерянно умолк. Мною уже завладело безразличие. Осталось два желания — есть и спать. — Ждем билетного контролера?
— Именно так.
От Брешии до Вероны поезд идет около часа, и прошла примерно половина этого времени, прежде чем появился билетный контролер. С каждой минутой Залесхофф нервничал все сильнее.
— Может, на этом перегоне не проверяют билеты, — предположил я.
— В таком случае, — мрачно ответил он, — мы все равно влипли, потому что билеты будут проверять на выходе в Вероне.
Когда наконец в конце вагона появился контролер, Залесхофф с облегчением вздохнул.
— Отвернитесь к окну, — прошептал он.
Впрочем, предосторожность оказалась излишней. Контролер миновал нас, удостоив лишь небрежным кивком. Мы подождали, пока он пройдет несколько купе. Затем Залесхофф толкнул меня локтем.
— Порядок. Вперед.
Мы медленно двинулись в конец коридора, а когда контролер скрылся из виду, ускорили шаг и миновали все вагоны второго класса. В первом же вагоне первого класса снова притормозили и медленно прошли его насквозь.
— В третьем купе с конца шляпа и пальто, — шепотом доложил Залесхофф. — Но там сидит женщина; мужчина, вероятно, пьет кофе в вагоне-ресторане. Попробуем следующий.
Мы снова пошли вперед. Примерно посередине следующего коридора я услышал, как шедший позади меня Залесхофф остановился.
— Стойте на месте, — шепнул он. — И не оглядывайтесь.
Десятью секундами позже он толкнул меня в спину.
— Возвращаемся.
Мы дошли до конца коридора и остановились рядом с туалетом. Я открыл дверь и зашел внутрь. Одновременно Залесхофф сунул мне под руку мягкий сверток.
Повернувшись к зеркалу, я невольно вздрогнул. На меня смотрел мужчина — такого отвратительного субъекта я в жизни не встречал. Господи, так ведь это мое собственное отражение в зеркале! Теперь понятно, почему сомневался синеглазый носильщик. Мое лицо покрывала черная двухдневная щетина. И грязь: пыль, осевшая за предыдущий день, смазка от снарядов, перекочевавшая на лицо с пальцев, сажа с крыши вагона для скота, пот. Кроме того, я сильно осунулся. Глаза стали красными и мутными. От пропитанного потом шарфа на шее образовалась темная полоса. Усиливала эффект промасленная кепка машиниста. Неудивительно, что меня не узнали по фотографии в газете.
Однако следовало заняться делом. Я сорвал с себя форменную куртку и кепку, свернул их в клубок и выбросил из окна. Затем снял пиджак, жилет и рубашку, достал безопасную бритву и крем для бритья и принялся за лицо.
Следуя указаниям Залесхоффа, я оставил тонкую полоску усов, а также бачки, спускавшиеся по скулам до уровня ноздрей. Потом вымыл голову и зачесал волосы назад.
Результат меня удивил. Как и предсказывал Залесхофф, длинные бачки изменили пропорции лица. Рот и подбородок словно немного уменьшились. Лоб сделался высоким и узким. Зачесанные наверх волосы усиливали этот эффект. Небольшие усики удлинили нос.
Надев рубашку, жилет и пиджак, я повернулся к свертку, который украл Залесхофф. Он состоял из добротной мягкой шляпы и плаща. Серых. Я надел их и снова посмотрел на себя в зеркало. Если не считать грязного воротничка рубашки и мятого галстука, вид у меня был респектабельный. Воодушевленный этим обстоятельством, а также ощущением относительной чистоты, я отпер дверь и вышел в коридор.
Залесхофф стоял рядом с туалетом, высунувшись в окно. При моем появлении он оглянулся и окинул меня внимательным взглядом, снизу доверху.
— Неплохо. Но вы слишком долго возились. Через десять минут прибываем. Дайте мне бритву и расческу, а сами возвращайтесь в туалет и не выходите, пока поезд не замедлит ход.
Я отдал ему бритву и расческу.
— А ваша одежда?
Он похлопал себя по животу, и я заметил под синей курткой странную выпуклость.
— Пока будете ждать, почистите ботинки. Это единственная деталь вашей одежды, которая выглядит неподобающе. И шляпа вам великовата. Проложите газету под тесьму.
— А чемоданы?
— Положитесь на меня. Я постучу в дверь три раза. Ждите.
Он пошел по коридору в направлении вагонов второго класса. Я снова укрылся в туалете и занялся ботинками. В локомотивном депо мне пришлось отвернуть манжеты брюк, но теперь, опустив их на место, я увидел, что верх ботинок имеет неприглядный вид — грубая, не видевшая щетки кожа с многочисленными царапинами. Увы, как ни тер я ботинки шарфом, видимого результата не добился. Верхняя половина у меня была от респектабельного итальянского бизнесмена, а нижняя — от рабочего. В конечном итоге я бросил попытки придать обуви приличный вид и немного ослабил подтяжки, чтобы брюки по возможности скрывали большую часть ботинок. Потом закурил и приготовился ждать.
Через восемь минут, показавшихся бесконечными, поезд замедлил ход. Меня била нервная дрожь. В голове вертелись тревожные мысли — о том, что Залесхоффа схватили при попытке украсть чемоданы или он попался на глаза владельцу украденной шляпы и пальто.
Поезд почти остановился, я услышал звон станционного колокола и шаги пассажиров, двигавшихся по коридору к выходу. В этот момент раздались три негромких удара в стальную дверь туалета.
Я рывком распахнул дверь и чуть не упал, споткнувшись о чемодан. Залесхофф уже стоял у выхода. В первую секунду я его не узнал.