Эпитафия шпиону. Причина для тревоги
Шрифт:
— Ну? — рявкнул бригадир. — Объясните мне!
Залесхофф шагнул вперед.
— Мы не причинили никакого ущерба, синьор, — жалобным голосом сказал он. — Просто пытались доехать до Падуи. Мы слышали, что там можно найти работу, а денег у нас нет. Не сдавайте нас в полицию, синьор.
Залесхофф пытался изобразить смирение, но грязное лицо и густая щетина на щеках выглядели скорее подозрительно, чем жалко. Неудивительно, что бригадир нахмурился.
— Хватит. Я сам знаю, что мне делать. Откуда вы?
— Из Турина, синьор. Мы всего лишь пытаемся найти работу.
— Покажи удостоверение личности.
Залесхофф
— Оно потерялось, синьор, — торопливо стал объяснять он. — У меня оно было, но его украли…
Бессмысленные уловки. Бригадир повернулся ко мне:
— Удостоверение личности.
— Синьор, я…
Он зло рассмеялся:
— Ты тоже из Турина?
Я лихорадочно размышлял. Пора признаваться. Вероятно, Залесхофф понял, что у меня на уме, потому что предупреждающе покашлял.
— Отвечай! — прикрикнул бригадир.
— Нет, синьор. Из Палермо.
По-итальянски я говорил хуже Залесхоффа, и мне показалось, что логичнее дать ответ, который объяснил бы мой акцент.
— Понятно. — Он поджал губы. — Один из Турина, другой из Палермо. Оба без удостоверения личности. Это дело полиции.
— Но… — жалобно начал Залесхофф.
— Молчать! — Бригадир повернулся к рабочим, которые равнодушно наблюдали за происходящим: — Вы двое останетесь тут и будете следить, чтобы они не сбежали, а я сообщу управляющему и в полицию. А ты, — обратился он к третьему, — возвращайся и проверь, не повредили ли они что-нибудь на платформе. Если все в порядке, как следует привяжи брезент. Состав сегодня отправляется в Верону.
Через секунду дверь за ним закрылась, и мы остались с двумя тюремщиками.
Некоторое время мы разглядывали друг друга.
Это были крепкие парни с красными, испачканными смазкой лицами, в грязных голубых комбинезонах и беретах. Один из них, примерно моего возраста, держал в руке длинный молоток для простукивания колес. Рабочий помоложе, судя по состоянию его рук, был смазчиком. Вид у обоих был решительный. Силой мы ничего не добьемся — перевес на их стороне.
Я покосился на Залесхоффа и поймал его взгляд. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он слегка приподнял брови и пожал плечами. Мне показалось, Залесхофф примирился с неизбежным.
Но я ошибался.
Атмосфера в маленькой комнате, где четверо мужчин пристально разглядывали друг друга, стала напряженной. Словно каждый из нас хотел нарушить молчание и установить какую-то связь с тремя остальными. Первым не выдержал рабочий с молотком. Губы его вдруг растянулись в застенчивой улыбке.
Залесхофф тут же улыбнулся ему в ответ.
— Вы не возражаете, товарищи, если мы сядем?
Улыбка исчезла с лица рабочего так же внезапно, как появилась. Он испуганно посмотрел на смазчика. Молодой рабочий нахмурился. Я догадался, что все дело в слове «товарищи». Видимо, Залесхофф допустил бестактность.
Рабочий с молотком медленно кивнул.
— Да, можете сесть, — разрешил он.
В углу комнаты стояло несколько ящиков. Мы присели на них. Залесхофф принялся негромко напевать.
Я с тоской смотрел на некрашеную деревянную дверь. Вот чем закончились наши попытки выбраться из страны! Могли бы избавить себя от двадцати четырех часов ходьбы. Я всегда знал, что дело безнадежно и что Залесхофф только оттягивает неприятный
Залесхофф продолжал напевать какой-то марш. Медленный, монотонный ритм повторялся снова и снова, и я вдруг обнаружил, что притопываю ногой.
— Прекрати!
Голос рабочего с молотком прозвучал раздраженно и зло, в глазах застыло настороженное, тревожное выражение. Внезапно мне показалось, что происходит нечто такое, чего я не понимаю. Смазчик пристально смотрел на Залесхоффа. Снаружи медленно, с громким лязгом проехал локомотив.
Залесхофф вытащил из кармана бренди.
— Можно нам выпить по глотку, товарищи?
Смазчик дернулся, словно хотел остановить его, но рабочий постарше кивнул.
— Он что-то задумал, — вдруг воскликнул смазчик и решительно повернулся к товарищу. — Чертов коммунист!
Тот угрожающе поднял молоток.
— Заткнись, — медленно произнес он. — Или я вышибу тебе мозги.
Ничего не понимая, я посмотрел на Залесхоффа. Он как ни в чем не бывало откупоривал бутылку. Потом протянул мне, но я отрицательно покачал головой, с удивлением глядя на него.
— Такой случай теперь представится не скоро, — пожав плечами, сказал он. — В тюрьме не подают бренди.
Он поднес бутылку к губам и наклонил. Бутылка была почти пустой, и я видел, что уровень жидкости не убывает. Залесхофф опустил руку и причмокнул губами.
— Хорошо, — произнес он.
Потом медленно встал и протянул бутылку смазчику.
— Глотнешь, товарищ? — спросил он.
Рабочий нахмурился и открыл рот, собираясь отказаться. Внезапно Залесхофф шагнул вперед, и бутылка в его руке резко дернулась.
В следующую секунду смазчик попятился, прижав ладони к глазам; его лицо было залито бренди. Почти одновременно бутылка в руке Залесхоффа взметнулась вверх и разбила лампочку.
После резкого электрического света утренний полумрак казался непроницаемой тьмой. Смазчик громко кричал и ругался. Послышалась какая-то возня, шаги, потом хрип. Смазчик умолк. Внезапно наступила тишина. В первую секунду я растерялся и замер на месте, затем опомнился и бросился туда, где должна была находиться дверь.
Безумие!.. Рабочий с молотком размозжит нам головы прежде, чем мы успеем выскочить наружу!
Кто-то схватил меня за плечо. Резко повернувшись, я попытался ударить кулаком преследовавшую меня неясную тень. В следующую секунду мое запястье перехватили.