Эпизоды сексуального характера
Шрифт:
Отлаженный механизм рабочих движений хорош для тех, кто буднично ищет забвения с 9:00 до 18:00. Эти фрикции не сулят никакой развязки, кроме унылого многоточия, даже тем, кто женат на работе. Увлекшись ими можно отключиться от всего – проблем, тягот ожидания, боли, какой угодно неудовлетворенности. Сосредоточенность повышает уровень профессионализма и снижает вероятность ошибки. Но я думаю о тебе, будь то зима – тебя освещает яркое солнце, а на земле не каша, а снег, тронутый для забавы петляющим заячьим следом, лето ли – сладкая не душная нега зелени, в которой валяться и валяться лицом в небо, в тени от облаков. Мой профессионализм стремится к нулю, я делаю
Отупляющий хмель вечера раскрашивается пестрыми пятнами одноразовых фильмов, в которых не было бы никакого толку, не умей я находить в кадре тебя, или чего-то, напоминающего о тебе. Ты знаешь, я понял, что все снятые фильмы – они о тебе, если в них есть хоть доля секунды, задерживающая дыхание на прекрасном – слове, лице, ноте или чувстве, болезненном ударе в нерв или невинном поцелуе. Я так радуюсь, когда нахожу новые подтверждения этой своей правоты, как будто расстояние между нами вмиг исчезает, как будто мы вместе, и это самое настоящее «здесь и сейчас» из всех других возможных.
Ночью приходит она, угловато пролезает под одеяло, громоздит свои бедра поверх моих, в ее поцелуях много влаги, но совсем нет свежести. Это можно было бы назвать пыткой, душной и липкой, похожей на мучительный жар лихорадки, но ты спасаешь меня. Я представляю, что нахожусь в тебе, мой милый Корнуолл. Из мягкого тумана твоих долин, неспешно поднимаясь к вершинам изумрудных холмов и вновь спускаясь, я дохожу до конца земли – мыса Лендс-Энд, за которым лишь прохладный покой дремлющей мощи Атлантики и ветер, много-много свободного ветра.
Комментарий №9
Финалист второй тройки игроков капитал-шоу «Поле Чудес» (эфир от 17 февраля 2017 года) Усман Усамович Ныний, из туристического путеводителя «Душанбе: от заката до рассвета»:
«Версии, будто бы слово «залупа» могло произойти от древнеиндийского loрауаti (ранить), греческого (тоска) и древненемецкого loub (листья) способны разве что рассмешить. Истинные этимологические корни этого красивого слова уходят к латинскому lupa – волчица. Тут не следует искать связи с проявлениями зоофилии. Да, в ту пору животные нередко использовались для справления сексуальных нужд, но то были преимущественно овечки и козочки, но никак не волчицы. Волчицами же в Древнем Риме называли проституток, что само по себе говорит об уважении, проявляемом римлянами к этой профессии – ведь волчица, вскормившая Ромула и Рема, является неизменным символом Вечного города. Вполне естественно и логично, что часть тела, влекущая за ласками к волчицам (лупам) в публичный дом (лупанарий), получила название залупа. Идя за лупой, человек влеком залупой. Так сказать, ЗАботясь о клубничке, ЗАботится и о лупе».
Эпизод №9. Динозавр по имени Ира
«Я требую быть расцелованной от зубов до хвоста» – написала Ира мне в чате. Маленькая и неудачная месть за то, что я называю ее динозавром – холоднокровной тварью из тех, что правят планетой 130 миллионов лет, а потом вымирают, не оставив потомства. В следующий раз назову ее амебой и дарую вечное царство – любопытно, каково будет воздаяние.
– А я тут по твоей рекомендации посмотрел фильм про Троцкого, – ее парень Тёма обожает ставить меня в неловкие положения, которые, впрочем, инициирую я. Вот сейчас он вошел в комнату раньше, чем я вышел из Иры. К счастью, входить и выходить из нее я могу совершенно бесшумно, иначе чувство неловкости заставило бы меня разыграть сцену альтернативной ревности – той самой, когда изображаешь свою смерть исключительно с целью убить время, в течение которого тебя могут убить. Вход в Иру очень похож на черный ход, тихий и безлюдный, с дверью, маскируемой грязью гаражей-ракушек. Здесь опасаться стоит только тем, кто сам безопасен, я же опасен всякий раз, когда молчу.
– Ну, и чему тебя этот фильм научил? – стараясь не сбиться с ритма подзатянувшихся входов/выходов, спросил я Тёму.
– Ничему. Я просто лишний раз порадовался тому, что ты не слишком успешен. От твоих крыльев только та польза, что они мешают тебе спать.
– А, да, посмотри еще…
– И еще я порадовался тому, что ты, сволочь, такой добренький. Обычно люди как посрут, так воду в унитазе за собой смывают, – перебил меня Тёма. – А ты, урод, на говно сначала подрочишь, а потом смотришь, ждешь, не даст ли твое семя плодов, не вырастет ли чего.
– Это ты про себя что ли?
– Да, про нас с Ирой, – ответил Тёма.
– Она не говно, она динозавр, то есть, амеба.
– А завтра ты сделаешь нас артистами бродячего цирка, но с темным прошлым слышь ты урод я к тебе блядь обращаюсь иди сюда я сказал на на блядь нравится сука еще получи мразь как же я тебя ненавижу!
– Вот как? – я провел по лицу ладонью и с удивлением увидел на ней размазанную кровь.
– А ты что думал? – Тёма мрачно ухмыльнулся. – Я не дурак, я давно понял, что ты нас выдумал. Трус ты, у тебя кишка тонка на глазах у мужа его жену ебать, если они реальные люди, а не как мы – говно твое высранное, но милостиво обдроченное и не пущенное по кишкам канализации.
– Кто тут чей муж? – я бесшумно покинул Иру.
– Он мой, – ответила она. – Не ожидал?
– Нет, – признался я. – Такого я не планировал.
– И я беременна, – сказала Ира.
– От него? – я невольно усмехнулся. Персонажи не могут размножаться без моего ведома – уж в чем я уверен на все сто процентов, так в этом.
– От тебя, – в глазах Иры сверкнула ненависть.
– Знаете, раз вы такие умные, то могли бы догадаться – такой хуйни бы я придумывать не стал, мне и в жизни мыльных опер хватает, – день непослушания Иры и Тёмы начал мне надоедать.
– «День непослушания Иры и Тёмы» – такую пошлость тебе придумывать нормально? – Тёма оскалился.
– Пошли вы нахуй, – ответил я, стараясь не обращать внимания на то, что футболка пропиталась кровью, которая сочилась из моих пор вместе с потом.
– А-я-яй, игнорируешь факты, – Ира покачала головой. – Мы женились у тебя за спиной, во мне растет настоящий человек, и при всем этом ты до сих пор не понимаешь, что нахуй идешь именно ты?
– Картина маслом «Микки Маус убивает Уолта Диснея», – я попытался подумать о чем-нибудь, не связанном с Ирой и Тёмой.
– Зря стараешься, – сказал Тёма. – Лучше не сопротивляйся – тогда будет не так больно.
– Извини, но по-твоему не будет, – я посмотрел на часы. – Через пару секунд бушующий за окном ураган повалит дерево. Ветка разобьет стекло и крошечный осколок перебьет сонную артерию Тёмы.
– Он нам не верит, – сказала Ира, подойдя к окну. Когда стекло от удара ветки взорвалось фонтаном осколков, она высунула длинный, как у хамелеона, язык и перехватила им тот самый кусочек стекла, который должен был убить Тёму.