Эпоха лишних смыслов
Шрифт:
– Поезжай в центр да посмотри, – огрызается Ланд.
– Но ты же должен что-то знать.
– Знаю, ага, что после их прохода везде сплошные кровавые лужи.
– Магнитные частицы, а? – спрашивает Гамов.
– Еще одна замечательная теория, – Ланд переступает с ноги на ногу. – Что эти частицы удерживает вместе? Как они сражаются?
– Инопланетяне? – не сдаюсь я.
– Это ваше дело, никак не мое. Уходите, прошу вас.
– Нам просто нужен свежий взгляд, – стоит на своем Гамов. – Вот хоть Стейнбека взять, ведь интересная же версия… Кто убил его девушку? Зачем?
На улице воют сирены. Мы переглядываемся и без слов мчим в гараж.
– Что мы имеем? – устало спрашивает Гамов.
Мы стоим на обочине и пытаемся наколдовать решение проблемы.
– Мир защищается, – сжимаю губы я.
– Плохая версия. – Гамов склоняет голову набок.
– А что еще? Мы и вправду главные герои, ты оказался прав. Главнее чертова Стейнбека.
Гамов вздыхает.
– Притом, что появились тут пару часов назад. Это невозможно, Роза.
– Тогда понятия не имею. Предлагала же к нему смотаться.
– Его наверняка пасут, и неважно, кто за этим стоит. С этого момента мы больше не следуем сюжету, ясно?
Я хочу возразить, но лишь вяло мотаю головой.
Битва затихает вдали, и, похоже, корпорация «Индиго» одерживает верх над корпорацией «Индиго». Роботы, во всяком случае, как-то приспособились пускать непонятных сущностей на ветер. Черные частицы несутся в противоположном от нас направлении.
Радио оживает, и первые аккорды заставляют сердце сжаться.
– Давай, что ли, деконструируем мир по Бакли, – невесело хмыкаю я.
– По чему? – делает большие глаза Гамов.
– Это Джефф Бакли, «Аллилуйя»! – Я даже на месте подпрыгиваю от удивления.
– Песню знаю, не знал, кто поет.
– Да-да, отговаривайся мне.
– Недостаточный признак, – Гамов пожимает плечами. – Альтернативная вселенная, так почему бы здесь не быть своему Бакли?
– Ясно, ясно. И все-таки я смоталась бы к Стейнбеку.
«Друзья!» – выдает вдруг радио проникновенно. Я прибавляю громкость.
«С вами говорит Бен Эрлен. Как вам известно, мы встретились лицом к лицу с настоящей трагедией. Встретились – и выстояли. Мой предшественник не хотел брать на себя ответственность, и именно поэтому совет директоров около двух часов назад избрал меня новым президентом корпорации «Индиго». Мы ввели в действие срочный план, который доказывает свою эффективность с каждой минутой. Поскольку официальное правительство нашей страны спасовало, я объявил военное положение и арестовал их всех как дезертиров. То же произойдет и с виновниками трагедии, Оливией Броун и Максом Коппером, как только они попадут в руки правосудия. Ждите следующих сообщений, и храни вас Господь».
– К нему и поедем, – спокойно заключает Гамов.
Я завожу ставший привычным паровой агрегат и недовольно тяну носом. Бью рукой по всем кнопкам сразу. Панель озаряется и тут же гаснет.
– Роза? – звучит слегка встревоженно.
Молчу в ответ. А что тут скажешь? Застряли черт знает где, в чужом странном мире. Это и есть мое предназначение, ломать созданное кем-то, а не строить свое?
Гамов мгновенно считывает настроение, чуть поджимает губы.
– Не время для рефлексии, подумаешь после.
Впервые за долгое время хочется орать. Ехать я никуда не могу, не поднимаются руки.
– Пусти меня за руль, – бросает он.
Я вскидываюсь и снова завожу чудо-машину.
– Поедем к Стейнбеку.
– Как тебе объяснить, что это идиотизм? – теряет терпение Гамов. – За ним следят, он – сюжет, сколько можно наступать на одни и те же грабли?
Я сдаю назад, потому что неудачно припарковалась, вынужденно оборачиваюсь и вынужденно скольжу взглядом по разорванной рубашке.
– Видишь ли, Максим. – Мы вылетаем на дорогу. – Эрлен ничуть не лучше Стейнбека. Он тоже сюжет и тоже правило игры.
– Неправда. Сама знаешь, что неправда. Он нарисовался в мире одновременно с нами.
– Он начал действовать одновременно с нами. А поскольку раньше миры от деконструкторов не защищались, то вполне мог быть тут.
– Роза! – Гамов машет руками, и я испытываю легкое раздражение. – Мы вплетены в повествовательную канву. Этого просто не может быть.
Я чуть хмыкаю и жму на газ:
– Понимаю. Но разве не логично в таком случае узнать побольше о нас самих от Стейнбека, собрать информацию об «Индиго» и Эрлене, а в пекло лезть уже потом?
Судя по сжатым кулакам, Гамов начинает закипать. Приходится поправляться:
– Для того чтобы деконструировать, а не расследовать происходящее.
Молчание. Я с горечью киваю и веду машину к городу.
– Что это вообще за жанр такой? – выплевывает он.
Я хмыкаю. В голове пусто.
– Мы едем в логово к врагам, правильно? Персонажи персонажами, но убить они нас могут. Раз уж всех собак решили повесить.
– Я думаю, Эрлен ответит на все вопросы.
– А потом убьет, – соглашаюсь я.
– Тогда поезжай к Стейнбеку.
Недоуменно кошусь вправо:
– Меняешь собственные указания?
Гамов смотрит в сторону и молчит. Вздыхает. Отбрыкивается, но еле-еле:
– А чьи еще указания я могу поменять?
Мысли отстукивают ритм в голове, сменяют одна другую, как счетчик. На поверхность, впрочем, лезет самое страшное. Просто, как таблица квадратов до двадцати. Много деталей, но логично.
– Бритва Оккама, – невесело усмехаюсь я.
– Какая радость. – Из Гамова так и прет желчь. Я даже вздрагиваю и наконец-то (давно пора) перестаю чувствовать сердце. Не стучит. Но главное – не болит.
– Сообразила, почему так корежит мир?
– Сообразила, почему так корежит тебя.
Я поворачиваю направо, морально готовясь к скандалу – и утыкаюсь в перекрытую дорогу. На раздумья уходят доли секунды. Задний ход, стрельба, осыпающееся осколками лобовое стекло… И через несколько мгновений мы мчим туда, откуда приехали, с погоней на хвосте.
Гамов отстреливается, согнувшись в три погибели, я веду машину чуть ли не из-под сиденья, однако занимает меня только одна мысль.
Тарантасы преследователей не так хороши, как малышка, мы отрываемся почти мгновенно, и я выпаливаю: