Эпоха лишних смыслов
Шрифт:
– Выпрямленные, – констатировала я спокойно.
Что нервничать-то. Таких ребят на своем веку я повидала достаточно. Таких, как Гамов и Туров, – к сожалению, очень мало.
Степа напрягся – это было видно по неестественно прямой спине – и развернулся ко мне.
– Что?
– Волосы, говорю, выпрямленные. – Я села на подоконник, зорко поглядывая на Геру, чтобы глупостей не наделал. Тот, впрочем, замер на месте, словно догадался, куда я клоню.
– И? – Идиот Степа даже приосанился.
– Не знаю, – пожала плечами
– Ты продолжай, продолжай, зря мне тебя нахваливали, что ли?
– Погодите, – вмешалась Арлинова. – Степан, ты хочешь сказать, что к нам завтра новый работник выходит? Надзирателя приставить решили?
– Не надзирателя, а замечательную девочку Нину, она блогер, большущий молодец, вот в деконструкторы не годится, нервы сдают, не понимает, что где. А вы у нас отдельно живете, мало ли чем занимаетесь… – Степа довольно хохотнул.
– Ты понимаешь, конечно, что послезавтра она уже не выйдет? – Арлинова откинулась на спинку кресла.
– Если вы надеетесь договориться с Павлом Александровичем, то не надейтесь даже, он на пенсию вышел. Я теперь старший по закрытию реальностей.
Последние слова в корне меняли дело. Высказывать свое мнение стало небезопасно для других людей.
– Поздравляю, – спокойно сказала Арлинова.
Теперь бушевал и едва сдерживался уже Гамов. Старая, как мир, история. Она почему-то заставляла мое сердце болеть.
– А Нина не насовсем, не расстраивайтесь. Поработает пару месяцев, посмотрит, чем вы занимаетесь и не надо ли вас расформировать и присоединить к нам, проведет assessment [7] , короче говоря.
7
Оценку деятельности (англ.).
Меня передернуло.
– Ты упал совсем, да? – нервно спросил Гера. – Нас – закрывать?
– Не закрывать, а расформировывать. – Степа поднял указательный палец.
Я сдулась окончательно. Пришел, наговорил гадостей, используя свое положение… Хорошенькие у Гамова знакомые.
– Так что теперь я ваш лучший друг, царь и бог. Засим откланиваюсь!
– Подожди, – обронила Арлинова. – Ты тут бегал, мельтешил, нашу лучшую сотрудницу в чем-то обвинял… А сам даже не дослушал.
Я резко замотала головой и сделала большие глаза. Степа обернулся ко мне и сладко проговорил:
– И в самом деле. Давай.
– Сказать даже нечего. – Я как можно тяжелее вздохнула.
Блондин манерно закатил глаза.
– Нет уж, Роза Константиновна, вперед. Проведите нам assessment Степана, если выражаться его словами. Он сам этого так хотел! – Арлинова выразительно посмотрела на меня.
Я кивнула, стараясь подавить смешок.
– Волосы, значит, выпрямленные.
– Это мы уже слышали. Что-нибудь новенькое можно придумать было?
Я вдохнула поглубже и передернула плечами:
– На руке «Ролекс», но самый простенький, стоит трешку здесь, в дьюти-фри можно купить за две с половиной. Джинсы «Версаче», триста баксов, рубашка за сотку, пуловер еще двести, ботинки двести, пальто, пожалуй, пятьсот. Дешевенький загар из солярия, пятый айфон… – С каждой произнесенной фразой Степа менялся в лице. – Ну что, крепкий средний класс, всеми силами рвущийся в высокий средний. Получается, прямо скажем, не очень. Значит, писатель опять же таки средней руки, подрабатывает везде, где только можно. Зациклен на собственной внешности и считает, что прямое каре зрительно уменьшает длину носа.
Гера расхохотался в голос, и я поняла, что моя миссия окончена.
Бледный до синевы Степа хотел что-то сказать, но вместо этого развернулся и вышел из комнаты.
После этого засмеялись все присутствующие.
– Первый человек на Луне, в смысле, поставивший Степу на место. – Туров никак не мог отдышаться.
– Как его фамилия-то? – раздраженно поинтересовалась я.
– Михайлов, – отозвалась Арлинова. – А ты не знала?
Образ сщелкнулся, и я чуть язык себе не откусила. Михайлов? Степан?
– Тот самый? – вытаращила глаза я.
– Представь себе, – сказал Герман.
– Так. – Арлинова поправила прическу. – Сегодня меня не интересует, почему вы никому не сказали, что идете на деконструкцию. В порядке исключения. Дети вы хорошие. Во-первых, чтобы больше такого не было. Во-вторых, с завтрашнего дня все на работе вовремя. Ясно?
Мы с Герой синхронно кивнули, переглянулись и пошли к двери.
– Спасибо, – сипло прошептала я, когда мы добрались до его кабинета.
– Ненавижу тебя! – экспрессивно воскликнул Гера и скрылся в его недрах.
Я хмыкнула и обернулась: так и есть, ко мне стремительно приближался Гамов. Повезло же, что я могу держать нейтральное выражение лица почти в любой ситуации.
– Что это за чушь про закрытие?
– Никакой чуши. – Я медленно двинулась по коридору, чувствуя, как с плеч падает гора, уступая место новой. – Закрыли нео-нуар, подумаешь. Сказать было надо, но мне так не хотелось облекать мысль в слова. – У тебя же праздник, Макс. Отвлекать не хотели.
– Два дня закрывали? – Гамов поймал меня за локоть и развернул к себе.
Будто душу за три струны наружу вырвал.
– Именно. Сначала к нему съездили, потом… Потом я читала роман. Потом закрыли с утра. И пили весь день.
Гамов помолчал. Через мгновение сказал задумчиво, глядя мне прямо в глаза:
– Я думал, у вас что-то с Германом было.
Я расхохоталась от души. Даже в том состоянии, в котором мы находились двое суток, подобные мысли нас не посещали.
– А пили-то почему?
– С Лешкой рассталась, вот и пили.
Я дернула руку на себя, впрочем, безуспешно.