Эпоха Лоу Кэнэл
Шрифт:
— То есть что получается, предковая форма Дхувиан, эта, как её… марсианская пиявка была псайкером?
— Нет. И первые черви, сразу после деградации, тоже ими не были. Но были электромагнитными телепатами — часть клеток шоггота под влиянием той же Шанги регрессировала обратно в «белый свет», из которого их создали. Напрямую воздействовать на реальность с помощью мысли они начали гораздо позже — через много поколений, когда достаточно расплодились, сохраняя при этом синхронизированное групповое сознание.
— Ага, ясно. Но тогда они сейчас должны быть чертовски сильными псайкерами-телепатами, разве
— Верно, опять культурно-исторический парадокс… — Дэйр-Ринг задумчиво почесала копытом за ушком. Невозможно было поверить, что эта милашка только что перебила десятка два обитателей подземелий, а потом ещё десяток изнасиловала в мозг. — Причём их групповое психополе достаточно сильное, чтобы защититься даже от воздействия Безумной Луны… Ненаправленного, конечно, но тем не менее… А, всё… поняла. Они действительно сильные телепаты, когда все вместе… Но у них напрочь отсутствует навык фокусировки. Они не могут пропустить весь этот огромный поток энергии через отдельный мозг, что сородича, что другого существа. У них высокий объём психополя, но низкая плотность!
— Вот теперь понятно. И это переводит нас к главному вопросу — где могут быть слабые места такого сообщества? Как нам сделать им достаточно больно, чтобы заставить отпустить нас? Чего они действительно боятся?
* * *
Дипломатическая сложность была в том, что червям от них по сути ничего не было нужно… кроме смерти, желательно мучительной. Они давным-давно порвали с поверхностью, и сейчас полностью самодостаточны. Они не знают солнца, избегают лунного света, даже звезды им ненавистны. Им не требуется ничего… кроме развлечений. Иногда пощекотать себе нервы, чтобы не впасть в полное оцепение. Редких гостей с поверхности в катакомбах для этого вполне хватало. Больше всего черви, конечно, ненавидели Хранителей, но и все другие, кто ходили на двух ногах, уже по определению были их врагами.
— Похоже на деградировавший Звёздный Народ из того города за Вратами Смерти…
— Да, что-то в этом роде. Только те убивали больше своих, чем чужих. Не из альтруизма — просто больше некого было. Черви «играют» только с чужаками, но никогда не причиняют вреда друг другу, для коллективного разума это табу. Забавно — получается что-то среднее между моим и твоим народом.
Да, таких существ, как малки, они раньше не встречали, но это не было поводом изменить отношение к ним. Метаморфы были просто ещё одними жителями поверхности, и уже поэтому должны были умереть. Они были сильны, опасны, и потому ненавистны вдвойне.
— Слушай, а ты не можешь подчинить разумы этой пленной группы и заставить их открыть нам проход на поверхность?
— В принципе могу, но это не сработает. Даже все вместе они будут менять топологию очень медленно… не сравнить с коллективным разумом миллионного кубла. Он сто раз успеет закрыть нам путь.
Ричард прикинул скорость изменений. Если он ничего нигде не напутал в уравнениях, то «обогнать» перестройку лабиринта можно, двигаясь вертикально вверх со скоростью более тридцати метров в секунду. Проблема была в том, что даже просачиваться сквозь камень так быстро малки не могли, что уж говорить о физическом пробивании. Тут метр в секунду развить — уже хорошо. А шахты или колодца, направленных вертикально вверх, поблизости не было — черви не допускали таких нелепых ошибок.
«Плутона бы сюда… Он бы весь этот лабиринт в куски разнёс, не заморачиваясь особо…»
— Ты не можешь телепатически связаться с кем-нибудь на поверхности? В идеале — с Мыслителями, они наверняка найдут выход… но сойдёт любой валкисианин. Мы можем пообещать ему большие деньги, если он уведомит Ковенант…
— Я уже пыталась. Не получается. Психополе кубла меня блокирует — слишком мощная помеха.
— Так… а есть ли у них какие-нибудь ценности? Святилища, скажем… или кладки яиц… что-то, что можно пригрозить разрушить?
— Есть, но нам до них не добраться. По той же причине, что и до поверхности. Не пустят.
— Слушай, а какое именно наши психополе они ощущают? Кинетическое или ментальное?
— Кинетическое они чувствуют, только когда мы двигаем достаточно большие объекты или проходим сквозь них, или сильно разгоняемся. Остальное время — только ментальное. Они не могут сконцентрироваться до такой степени, чтобы ощутить энергию, используемую для движения наших тел в быту, она слишком мала… Порог восприятия у них где-то от тонны, но надёжно фиксируют от пяти тонн. Погоди, ты имеешь в виду…
— Ну да. Я же «сейф», а значит в ментальном диапазоне должен быть для них невидим. Так что если я максимально дематериализуюсь и поползу по тоннелям, не развивая высокой мощности телекинеза, то они не смогут меня обнаружить — а значит, не смогут и заблокировать путь.
Большинство человеческих женщин или зелёных марсианок устроило бы истерику на тему «ты хочешь бросить меня одну в темноте с этими страшилищами?». Но Дэйр-Ринг только хищно улыбнулась:
— А когда ты доберёшься до поверхности…
— Я либо договорюсь с Мыслителями и они заставят червей мирно отдать тебя и наши приборы… Либо, если они не захотят вмешиваться, я сотру Валкис с лица планеты и разрою его на глубину километра, чтобы выручить тебя!
— Ты этого не сделаешь, — покачала головой Дэйр-Ринг. Без осуждения, просто констатировала факт. — Побоишься устроить парадокс времени.
— Ну… в буквальном смысле орбитального удара не будет, но вычистить катакомбы можно и без орбитального удара и переполоха на весь Марс.
— Не уверена. Но это всё равно лучше всего, что могу придумать и предложить я. Беги… точнее, ползи. Я тут устрою небольшой террор, чтобы отвлечь их и повысить твои шансы на проникновение.
* * *
Спустя два часа Ричард проклял свою «гениальность», причём неоднократно. Да, черви были деградантами… но выродились у них тела, не мозги. Во всяком случае, их коллективное сознание соображало не хуже самого Ричарда, насчёт индивидуального это было труднее сказать. Да, они не могли видеть, где находится невидимый чужак с закрытым сознанием… поэтому они просто разместили между лабиринтом и поверхностью сотню метров сплошного камня. Выхода через трёхмерность попросту не было.