Эпоха Мары
Шрифт:
— Это самая лучшая работа в мире!
По взлетке прогрохотал на посадку новейший бомбардировщик. Остановившись в самом конце, он уже более неспешно порулил к ангару. Снова удачный полет и четыре пораженных планирующими бомбами цели. Самая лучшая работа в мире!
Передовой опорник бригады мобилизованных
Жилистый сержант с въевшимся в кожу загаром оторвал глаз от прибора наблюдения:
— К концу лета дело было. Нас как раз швырнули затыкать дыру на фронте.
—
— Они родимые! Одно дело — на парадах шаг печатать и студентов разгонять, а другое — пули принимать и стоять, как мужики до талого.
— Лихо тогда вам пришлось.
— Да не то слово! Мы и недели в лагерях тренировочных не побыли. Ночью подняли, вооружили абы как и в транспорт. На месте уже разбирались и сразу в бой пошли. Да и с той стороны не сверхчеловеки по нашу душу пёрли. Осаживали их только так! Но самое паршивое, брат, не это. После летних боёв появилось на Лошнинских полях куча «долин смерти» и «рощ смерти». Вы там не бывали и потому вообразить этот ужас не сможете.
Пожилой наблюдатель повернулся:
— Слыхал как-то от смежников. Филиалы ада на земле.
— Одно дело слышать, брат, а другое там побывать да почуять на себе. Не забыть, наверное, никогда, что такое смердящее под летним солнцем месиво, состоящее из покрытых червями тысяч человеческих тел. Там же змагаря и жемайты перли чохом, людей не жалели, все считали, что еще чуть-чуть и подвинут наших. Но не вышло. Так и остались там тысячами лежать не похороненными. Всем на них плевать.
— Встать не обосраться.
— То-то и оно! Август, жара, безветрие, а перед тобой — вот такая «долина смерти». Она хорошо просматривается и простреливается всеми. Ни миновать, ни обойти её нет никакой возможности. Ползёшь по трупам, а они навалены в три черных слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения. И такой смрад неподвижно висит над всей «долиной». Любой разрыв снаряда загоняет тебя под смрадные и уже мягкие трупы, почва содрогается, трупы валятся на тебя, осыпая червями, в лицо бьёт фонтан тлетворной вони. Вывалишь из себя съеденный с утра харч, и снова под трупы. Они уже на куски разваливаются от малейшего прикосновения. Но вот зарылись в трупы осколки, ты вскакиваешь, отряхиваешься и снова — вперёд. Ибо жить охота! А эти…так и лежат до сих пор.
— Твою дивизию!
Слушавший разговор молодой техник стремглав рванул к отхожему ведру. Пожилой наблюдатель лишь покачал головой.
— Чего только люди не удумают, чтобы поубивать друг друга.
Сержант блеснул глазами:
— А ты не миротворь! Ранее надо было тысячу другую змагарей в землю закопать и стало бы тихо. Но нельзя! Мы же народ-богоносец, нам не на пользу. Вот и расхлебываем.
Наблюдатель похлопал глазами, а потом задал вроде бы неуместный, но животрепещущий для обычного солдата вопрос:
— Мил человек, а как же вы потом в этой амуниции…работали? Это же
Сержант в первый раз улыбнулся:
— А взяли и поменяли!
— Вот так сразу?
— Ничего сложного. К тыловикам так и приперлись с полевыми ароматами на склады и заявили, что стоять будем, пока все новое не выдадут.
— И дали? — ахнул наблюдатель.
— Ты бы видел, какие у нас в этот момент глаза были… Таким попробуй, не дай. Все вплоть до трусов и наколенников новенькое выдали.
Пожилой мужчина еле сдержался, чтобы не вздрогнуть от блеснувшего в глазах командира безумия. Ничего, сначала они победят, а потом сойдут с ума.
Глава 18
Линия боевого соприкосновения
«Долг — наш; последствия — Божьи ».
— Стонволл Джексон. Генерал Конфедерации.
— Хорошо пошел!
Длинноногий боец выглянул из разбитого в хлам здания и проводил реактивный снаряд взглядом.
— Сеня, морду лица не свети, а то их оператор испугается и кофием себе яйцеты обольет!
— Да и хрен с ними, нефиг лягушатникам плодиться.
— А что, это франки разве стреляли? — поднял голову Митяй. За последние дни столичный блогер заметно изменился. Щеки обросли черной щетиной, глаза еще больше впали, лихорадочно поблескивая в полутьме разрушенного подвала. Он с возможным комфортом устроился на груде битого кирпича, еще раз проматывая на защищенном хитроумным способом планшете снятые с утра кадры. Только такими гаджетами можно было пользоваться там, где РЭБ и РЭР не просто буквенные обозначения. Кто не придерживался этих правил, долго на передовой не жил.
— Они самые, с резервов, видать, подтянули. Знатно мы тут германцам намедни наваляли. Почитай, все их железо пожгли да расхреначили. А они его сюда, между прочим, полгода стаскивали. Слабое место Альянса — всего много, но пока его еще соберешь.
Командир взвода специальных операций батальона «Медведи» Бирка еще раз глянул на молчавшую рацию и вздохнул. Ставший знаменитым рывок республиканцев вперед и занятие узловой станции имел за собой и неприятные последствия. Огромный расход боеприпасов, отрыв от логистических ресурсов, потери в людях и технике. Это только кажется, что наступление есть Зер Гут для фронта.
Для атакующей стороны в первую очередь это вал нерешенных и всегда срочных проблем. К тому же действие «Сирены» закончилось еще два дня назад, еще сутки противник приходил в себя, а сейчас начал мощно глушить связь республиканцев всеми возможными способами.
В воздухе на границе постоянно висели их стратегические беспилотники, а также согнанные с остальных боевых зон самолеты, пожирая уйму ресурсов. К линии фронта в авральном порядке подтаскивались свежие комплексы, снятые с других участков. Подобная техника стоила уйму денег, и её вечно не хватало. Но это было к лучшему. Новые объекты тщательно пеленговались и засекались разведкой республиканцев, чтобы несколько позже нанести по ним сокрушительный удар. А он точно готовился!