Эпоха мелких чудес
Шрифт:
Семёнов тяжело опустился на ближайший свободный табурет. Некоторое время на кухне царила тишина. Затем дядя Сосо, улыбаясь, покачал головой:
– Странный гость…
– Подозрительный гость! – кивнул Семён, глядя на Владимира.
– И кому же он может довериться? – поинтересовался дядя Сосо. Фыркнув, Семён махнул рукой:
– Мало, что ли, таких, что за евро горсть подарят ему своё сердце? – и тут же, без перехода, ломая навязанный ритм, заявил: – Однако всё это лирика, и не более того.
– В каком смысле? – поднял на него взгляд Семёнов.
– В том, что подобным образом, Володя, ты будешь добиваться своего до второго пришествия, – ухмыльнулся Семён. – Проще надо быть.
– То есть? – Семёнов потряс головой. – Не понимаю…
– Поставим вопрос так: ты – кто?
– Я? Человек!
– А точнее?
– Владимир Семёнов, кто ж ещё!
– Не-а… – Семён зевнул. – Никакой ты не Владимир Семёнов.
– Чего? – У Семёнова отвисла челюсть.
– Точнее, Семёнов, да не тот. Тот – умер. И похоронен давно. И справка об этом – с печатью – у наследников лежит. И скелет в могилке. Или у тебя прах в урне? А, неважно.
– А как же я?
– А ты – некто Семёнов, однофамилец покойного, вынужденный мигрант невесть откуда. Не родня. – отчеканил Семён чуть ли не по слогам. – А стало быть - свободен. Гуляйте, гражданин Семёнов.
– Но я же… это же я и есть! Я же вернулся…
– Ага, – равнодушно согласился Семён, – вернулся. Живой такой, весёлый, всем интересуешься. – Он прищурился, глядя Владимиру в глаза. – Небось, ещё и денюшков хотишь, да? А может, ты и вовсе не Семёнов. Так, мошенник какой-то, прикрывающийся честным именем покойного. А?
– Э, Семён, ты это… того… не гони. – Владимир помотал головой, как бы отгоняя наваждение.
– Я не гоню, я тебе ситуацию обрисовываю. Думаешь, тут все только и ждут, чтоб тебя любимого опознать? Ты в зеркало давно смотрелся?
– Ну... С утра, когда брился…
– И что там увидел, помнишь?
– Себя, а что?
– А лет там тебе сколько, молодой человек?
– Ну...
– Вот-вот! А сколько должно быть? А те двадцать с хвостиком, которые ты там провёл?
– Так ведь говорят, что это у всех так? – Владимир беспомощно развёл руками.
– И что с того, если теперь твои дети вдвое старше тебя? Думаешь, оно им надо, папашу дорогого опознавать? Вернулся, понимаешь...
– Семён! – Дядя Сосо отложил газету и строго посмотрел на собеседника. Очень строго.
– Извините меня, пожалуйста, – огрызнулся Семён, – но я юрист. И должен думать о людях профессионально. Заранее. Чтобы потом чего не вышло. – Он встал и подошёл к плите. – Чаю кто-нибудь хочет?
– Не откажусь, – отозвался дядя Сосо. – Но вот о людях думать надо лучше. Люди у нас хорошие. Просто им время неудачное попалось.
– Ну ладно, давайте считать, что я не прав! – Семён открыл кран и сунул старенький металлический чайник под струю. – Люди у нас хорошие, дети спят и видят, как бы им родного папу признать, а все продюсеры только и мечтают доходами от записей поделиться... А толку-то? Откуда им знать, что он и в самом деле он?! – Он ткнул наполненным чайником в сторону Владимира. Плеснуло. Схватившись за голову, Семёнов раскачивался на табуретке, бормоча себе под нос:
– Что же ты говоришь такое, Васёчек, что же ты говоришь-то...
– Меня Семёном зовут, Володя, – сбавив немного тон, поправил Семён. Поставил чайник на плиту, включил. – А что делать? Вон, слыхали про мужика, который себя вернувшимся этим объявил, как его... Ну, который в девяностом на машине разбился. И ведь похож, зараза, и поёт так же! Ничего тут не поделаешь, жуликов развелось, как грязи. Думаешь, к твоим такие же умники не подкатывались?
– А что делать-то, мне-то что делать? Я же настоящий...
– И чем ты это докажешь? А главное – как?
– Не знаю… А как?
– А... – Семён выключил воду. Бухнул чайник на задребезжавшую плиту. Потом хлопнул ладонью по раковине и неожиданно широко улыбнулся. – А ведь есть способ! Берёшь бумагу, ручку и пишешь исковое заявление. В суд. О признании себя любимого собой любимым. Живым. И всё!
– А… Как же тогда… – Семёнов, не договорив, взглянул на собеседника.
– А вот это уже будет проблема суда. Пусть приглашают экспертов, справки оформляют, свидетелей опрашивают... Заодно и деток твоих вызовут. Хрен знает, должна же быть на свете хоть какая-то справедливость! Может, они и так тебя узнают?
– Ну... – Владимир помялся. – Должны. Они у меня хорошие. Это я вот... возвращенец.
– Вы, Владимир, тоже хороший человек, – веско сказал дядя Сосо, ткнув пальцем в район потолка. – Я в вас верю.
– А что мне тогда с комиссией делать?
– Что? А, комиссия… Да плюнь ты на неё, – отмахнулся Семён. – Статус возвращенца у тебя уже есть, жильё и пособие дали, а остальное всё равно только по суду…
Дверь снова отворилась. Вошёл слегка заснеженный, явно с полдороги вернулся, Нитро.
– Я портфель, того, заберу, – пробормотал он. – Так как-то спокойнее всё же. Спасибо, что присмотрели.
Из-за его спины выскользнула крупная, ухоженная волчица с белым конвертом в зубах и подошла к Семёну. На лице Владимира появилась гримаса напряжения. Как и любой новичок в квартире, он побаивался соседки, но старался это скрывать. Дядя Сосо, напротив, на правах старожила улыбнулся вошедшей:
– Здравствуйте, Галина Николаевна…
Помянутая благожелательно повела хвостом. Семён, приняв письмо, вздохнул: