Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса, Голдин Йен

Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса

на обложку

Голдин Йен

Шрифт:

На сегодняшний день эта карта устарела.

К 1980 г. недостатки централизованной плановой экономики – громоздкие отрасли промышленности, высосанные из пальца стимулы, незаинтересованные работники – стали болезненно очевидными, и даже самым крупным державам пришлось склониться перед экономической реальностью. Дэн Сяопин открыл Китай, и его экономика, опирающаяся на миллиардное население, начала упорядочивать торговые отношения с Западом. Президент СССР Михаил Горбачев объявил о начале перестройки. Экономический коллапс в ряде стран, от Филиппин до Замбии, Мексики, Польши, Чили, Бангладеш, Ганы, Кореи, Марокко и др., толкнул их на поиски оптимальной модели роста. Концепция импортозамещения, согласно которой страны отгораживались друг от друга торговыми барьерами в надежде, что это поможет развитию собственной промышленности, оказалась нежизнеспособной: промышленность не могла достичь нужного масштаба и качества, работая только на удовлетворение внутреннего спроса, и была недостаточно сильна, чтобы участвовать в свободной конкуренции вне искусственных тарифных ограничений. Все больше стран попадало в водоворот растущих долгов и инфляции. Им пришлось обратиться к Всемирному банку и Международному валютному фонду (МВФ), которые в обмен

на помощь настояли на принятии нового экспортоориентированного подхода: снятие торговых барьеров, допуск иностранных инвестиций и иностранных конкурентов, защита частной собственности, а также поощрение интеграции в глобальные финансовые и производственные структуры. Меньше чем за десять лет к мировому рынку присоединилось более 4 миллиардов человек [3].

Политическая картина мира (около 1980 г.)

Center for Systemic Peace (2015). Polity IV Project, Political Regime Characteristics and Transitions, 1800–2014. Integrated Network for Societal Conflict Research. По материалам www.systemicpeace.org/inscrdata.html

Президент СССР Горбачев считал, что коренная причина бедствий его страны заключается в политике, поэтому он преобразовал капиталистическую волну в демократизирующую. В 1989 г. движение «Солидарность» в Польше завоевало для поляков право избирать руководство собственной страны. В течение двух лет Венгрия, Болгария и Чехословакия выбрали для себя демократическое будущее, а в Восточной Германии была снесена Берлинская стена. В декабре 1991 г. Советский Союз прекратил существование, в России впервые в истории страны был избран президент, которым стал Борис Ельцин, и демократия начала распространяться по всей Северной Азии.

Холодная война сменилась оттепелью, и население, до этого принужденное подчиняться авторитарным властям, в той или иной мере преследовавшим соблюдение геополитических интересов и государственной безопасности, начало все решительнее выражать протест против концентрации власти и богатства внутри страны. В 1980 г. большей частью Латинской Америки правили военные хунты (Гватемала, Бразилия, Боливия, Аргентина, Перу, Панама, Парагвай, Гондурас, Чили, Уругвай, Суринам и Сальвадор). К 1993 г. все они были свергнуты в ходе демократических революций. В тот же период власть перешла в руки народа в из 46 стран Центральной и Южной Африки, в том числе в Южно-Африканской Республике, хотя, по мнению многих, там понадобилось бы несколько поколений, чтобы положить конец режиму апартеида. Таким образом, с 1970 г. по сегодняшний день число формально демократических государств в составе ООН увеличилось с до [4].

Политическая картина мира (около 2015 г.)

Конечно, политические разногласия сохраняются. Если под демократией понимать: 1) власть большинства, определенную в результате свободных и справедливых выборов, 2) защиту меньшинств, 3) соблюдение основных прав человека и 4) юридическое равенство граждан, то при демократии живут лишь около 47 % стран, или 48 % населения мира [5]. Во многих странах демократия находится под угрозой. Усиленное наступление на свободу средств массовой информации происходит в странах Латинской Америки, в Турции, Венгрии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке, где власти нервно адаптируются к ухудшению экономических условий. В странах с развитой демократией наблюдается спад участия избирателей в общественной жизни, а гражданские свободы снова ущемляются из соображений общественной безопасности. (С тех пор как Эдвард Сноуден в 2013 г. объявил во всеуслышание, что Агентство национальной безопасности осуществляет тайный надзор за частной перепиской граждан, этот некогда замалчиваемый компромисс не раз бурно обсуждался, но так и не был упразднен.) С другой стороны, «арабская весна» (начавшаяся в 2010 г. волна революций в арабском мире), роспуск военной хунты Мьянмы в 2011 г., ростки политической реформы на Кубе, «зонтичная революция» (движение за демократию) в Гонконге в 2014 г. и даже меняющаяся риторика Коммунистической партии Китая дают понять, что сегодня демократия в той или иной форме является необходимым условием легитимности во всем мире.

В 1990-е гг., по мере постепенного распространения «власти народа», лакмусовой бумажкой успехов политического руководства стали экономические достижения. С тех пор как угроза Советского Союза и коммунистического Китая отступила на второй план, политический прагматизм и глобальная безопасность перестали занимать главное место в умах избирателей, и в центре внимания оказались более приземленные соображения: занятость, образование, здравоохранение и питание, инфраструктура и технологии, стабильность валюты и безопасность окружающей среды. «Это экономика, дурачок», – смело произнес Билл Клинтон в 1992 г. в ходе своей предвыборной борьбы против Джорджа Г. У. Буша – действующего президента, чьи неоспоримые достижения во внешней политике вдруг перестали иметь значение.

Растущий глобальный консенсус, поставивший во главу угла экономический рост, во многом сгладил еще сохранявшиеся между государствами политические разногласия. Во Всемирной торговой организации (ВТО), ставшей символом этого консенсуса с момента своего основания в 1995 г., в настоящее время насчитывается более 160 участников, в том числе все крупные мировые державы (последний большой «уклонист», Россия, присоединилась к ВТО в 2012 г.) [6]. С помощью ВТО мы не только распахнули друг перед другом двери, но и переставили мебель – настроили наши внутренние правила и организации, чтобы сгладить различия при деятельности в рамках чужой экономики. Импульс глобальных торговых операций в последние годы ослабел – финансовые, социальные и экологические кризисы охладили когда-то подпитывавшую

их риторику «главное – это рост», но 20 лет переговоров и урегулирования споров в рамках ВТО уже сломали глобальные торговые барьеры. В странах с развитой экономикой средние тарифы на импорт уже близки к нулю, а нынешние региональные торговые инициативы – Транс-Тихоокеанское партнерство (ТТП) между США и одиннадцатью государствами Тихоокеанского региона и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП) между США и странами Евросоюза (ЕС) – работают над разрушением многих нетарифных барьеров [3] . Региональные объединения – ЕС (создан заново в 1993 г.), Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА, с 1994 г.), зона свободной торговли Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН, 1992), общий рынок стран Южной Америки (МЕРКОСУР, 1991) и Сообщества развития юга Африки (САДК, 1992) – способствуют урегулированию политических и экономических вопросов между близкими соседями.

К самым распространенным нетарифным барьерам относится разница в отношении регулирующих органов разных стран к одним и тем же продуктам. Например, американская говядина не может продаваться в ЕС, поскольку в ЕС запрещены стимулирующие рост гормоны, которые используют американские скотоводы. Авт.

Лишь одна страна, Северная Корея, по-прежнему отвергает глобальный рынок. Но даже там идея постепенно пускает корни. Пхеньянская элита теперь выпивает около 2500 тонн импортного кофе в год (в 1998 г. этот показатель был равен нулю) и общается с помощью 2,5 миллиона смартфонов (в 2009 г. этот показатель также был равен нулю) [7]. В настоящее время почти все население земного шара экономически связано между собой, в то время как в 1980-е гг. таких людей было менее 50 %.

Демократическая риторика и рыночная экономика совершили кругосветное путешествие.

Новые СМИ

Гутенберг

Новшества ренессансного мира касались не только материального пространства, они распространялись и в области мысли. Параллельно с формированием новых отношений на земле и на море трансформировались и способы распространения идей.

Человеческий глаз с трудом различает даже знакомые лица на расстоянии 30 метров, человеческое ухо в обычных обстоятельствах не способно уловить разговор на аналогичном расстоянии. Чтобы преодолеть большее расстояние, мы должны установить друг с другом контакт качественно иным способом. В 1450 г. Иоганн Гутенберг (около 1395–1468), немецкий предприниматель из города Майнца, предложил способ, которому суждено было обрести мировую известность. Его изобретение представляло собой тонкое сочетание инноваций: ручные формы, позволявшие быстро отлить тысячи маленьких металлических букв (или «литер»), рама, в которую можно было устанавливать эти литеры, складывая слова и предложения, а также формула чернил на масляной основе, которые одинаково хорошо держались на металлической литере и впитывались под прессом в лист бумаги. В этот котел он бросил еще два широко известных местных ингредиента: пресс (технология, известная в Европе с древних времен, хотя обычно его использовали для переработки оливок и винограда) и бумагу. Бумага появилась в Европе тремя веками раньше через испанских мавров, которые, в свою очередь, переняли идею у китайцев. Бумага была дешевле, чем пергамент (который изготавливали из кожи животных), и ко времени жизни Гутенберга в Германии ее производили полдюжины фабрик.

Результатом стал первый в мире печатный станок, который произвел революцию в области коммуникаций [4] . Человек, родившийся в середине 1450-х гг., в то время, когда появилась первая в мире печатная книга (Библия Гутенберга), в свой пятидесятый день рождения мог оглянуться назад и обнаружить, что за этот не слишком большой срок было напечатано около 15–20 миллионов книг – больше, чем создали все писцы Европы, вместе взятые, со времен Древнего Рима [8]. Этому человеку, вероятно, было бы сложно представить себе мир без этих внезапно ставших повсеместными объектов – мир, где передать информацию можно было только устно при личной встрече либо с помощью рукописного текста, где человек, считавшийся хорошо образованным, прочитал, возможно, десяток рукописей, а чтобы прочесть больше, ему нужно было совершить долгое паломничество в Папскую библиотеку в Авиньоне (до Гутенберга одна из крупнейших европейских библиотек, в которой хранилось более двух тысяч томов) или в один из главных монастырей христианского мира.

По справедливости приз за изобретение наборного шрифта должен достаться Би Шэну (990–1051), который около 1040 г. разработал похожую систему в Китае. В Корее в правление династии Корё около 1230 г. также был изобретен наборный шрифт. Но обе версии оказались невостребованными. Учитывая сложность иероглифов, они были слишком громоздкими и дорогими. Гутенберг, вероятнее всего, изобрел свой наборный шрифт независимо от предшественников. Авт.

Теперь же все изменилось. Всего за полвека один печатный станок превратился в сеть из 250 типографий по всей Европе, и общая сумма созданной за полторы тысячи лет европейской письменной культуры увеличилась вдвое. В следующие 25 лет она снова увеличилась вдвое. Рост контента стал из градуального экспоненциальным.

Итоги

Появление этого нового средства, типографской печати, неумолимо вытеснило устаревшие прежние методы.

Оно перевернуло экономику изготовления книг, превратив то, что когда-то было бесценным артефактом, в общедоступный дешевый товар. Немецкий писатель Брант (1457–1521) заметил в 1498 г.: «С помощью печатного станка человек в одиночку может произвести за день столько же, сколько раньше он мог бы переписать от руки за тысячу дней» [9]. И он не преувеличивал. В 1483 г. типография Риполи брала три флорина за подготовку и издание тиража «Диалогов» Платона в формате quinterno (пять листов бумаги, сложенных пополам в виде блокнота). Писец просил меньше, скажем, один флорин, но он производил только одну копию. А типография Риполи выпускала за меньшее время 1025 экземпляров [10].