Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса
Шрифт:
Сеть типографий в Европе (1500)
Greg Prickman (2008). The Atlas of Early Printing. University of Iowa Libraries. По материалам atlas.lib.uiowa.edu
Печать способствовала стандартизации обучения. Раньше каждая книга была уникальной. Разные шрифты, иллюстрации и номера страниц, преднамеренные и непреднамеренные вставки, пропуски и другие особенности – все это означало, что двух абсолютно идентичных копий одной книги не существует. Книгопечатание не устранило эти особенности полностью, но значительно сократило их количество. Теперь, когда люди изучали Цицерона, они с большей вероятностью читали один и тот же текст, а если один экземпляр каким-то образом погибал, у ученых оставалось много заслуживающих доверия запасных копий. Это имело далеко идущие последствия, не в последнюю очередь для науки и ее новых отраслей: ботаники, астрономии, анатомии и медицины. Совместимые с печатным станком ксилографии и гравюры заменили выполненные
Типографская печать сделала возможным распространение сложной визуальной информации
Андреас Везалий (1543). De humani corporis fabrica libri septem. Basil: Johann Oporinus. Из архива Национальной медицинской библиотеки США
Книгопечатание сделало знания доступными. До эпохи книгопечатания знание больше напоминало огороженный сад. Большинство текстов было написано на латыни (перелезть через этот забор могли лишь образованные представители знати), а опыт в университетах и в ученичестве передавали устно. Новые написанные на понятном национальном языке и пестрящие картинками книги сделали знания «общими», распространили их среди подмастерьев, лавочников и клерков, пробудили в населении интерес к грамотности и чтению [5] . Вместе с тем широкое издание книг, посвященных истории, философии и миру природы, дало ученым возможность обойти академические рогатки. «Почему стариков следует предпочитать молодым в наше время, когда молодые люди посредством прилежной учебы могут получить те же знания?» – интересовался монах Джакомо Филиппо Форести (1434–1520) в 1483 г. [11]. Многие молодые люди задавались тем же вопросом. Один из выдающихся астрономов XVI в. Тихо Браге (1546–1601) обучился своему искусству самостоятельно, в основном по книгам, которые публиковали Коперник и другие ученые.
5
С другой стороны, это означало, что знания продолжали существовать только на том языке, на котором они были созданы. Переводчики служили необходимым, но не всегда удовлетворительным связующим звеном – и сегодня это, как никогда, верно, поскольку словари стали значительно толще. Например, в современном английском языке в настоящее время в пять раз больше слов. Авт.
Книгопечатание расширило и географический диапазон распространения знаний. В XV–XVI вв. Европа была занята в основном обнаружением и присвоением природных и человеческих ресурсов на других континентах, но вместе с тем она сама добавила в этот котел один крупный ингредиент: западные знания и идеи. Дешевые и легкие, книги преодолевали огромные расстояния. Indulgentiae ecclesiarum urbis, путеводитель до Рима (основное место паломничества в западном христианском мире), был к 1523 г. продан в 44 латинских изданиях и 20 изданиях на национальных языках по всей Европе и Средиземноморью [12]. Печатные гравюры из Антверпена в начале XVI в. можно было найти всюду, куда заплывали европейцы, в том числе в Индии, Китае, Японии, Мексике и Перу, – через них местные художники знакомились с европейскими формами и художественными стилями [13]. Вооруженные Библией миссионеры распространяли европейские и иудеохристианские представления о суверенитете, собственности, Боге, грехе и спасении, в также отношениях человека с природой в колониях Нового Света и среди азиатских торговых партнеров [14].
Книгопечатание также расширило спектр контента, доступного для общественного потребления, и степень участия общественности в его создании. Первыми были набраны и отпечатаны религиозные тексты. Потом пришла очередь римских писателей (Цицерон, Вергилий, Ливий, Гораций). Вслед за ними были изданы более ранние греческие авторы (сначала на греческом языке, потом на латыни), а затем их труды переиздавались снова и снова, на этот раз на национальных языках (в основном на французском, английском и итальянском). Сочинения древнегреческих авторов пережили Средневековье в редких, часто неточных переводах, но в XV в. в западных библиотеках стали появляться полные греческие тексты. Ученые отправлялись в Константинополь (в то время находившийся под греческим владычеством) и восстанавливали их из достоверных источников. Когда Константинополь пал под натиском турок, этот ручеек превратился в мощный поток. Греческие художники и ученые, недовольные османским владычеством, устремились на Запад, в Италию, держа под мышкой потрепанные томики Платона и Птолемея. Неожиданно классическое греческое наследие вернулось в целостности и первоначальной ясности, вызванное к жизни переводчиками – носителями языка. Западноевропейские интеллектуалы жадно набросились на сокровищницу античных достижений в области философии, математики, астрономии, биологии и архитектуры. Благодаря книгопечатанию прошлое было заново открыто, а его ценности сохранены в переводах для нынешнего и будущих поколений.
Но «классика», как впоследствии стали называть греческие и латинские тексты, сама по себе не могла обеспечить занятость растущего числа европейских типографий.
Сама цель публикации книг расширилась от сохранения мудрости прошлого и распространения религиозных взглядов до пропаганды новых идей и нового опыта. Возник новый формат – памфлет, – и это расширило возможности для самовыражения. Короткие, быстро появляющиеся и дешевые печатные
Но ни одно из этих последствий не наступило мгновенно – обществу потребовалось время, чтобы адаптироваться к новым условиям. Писцы продолжали трудиться еще несколько десятилетий, а через сто лет после изобретения книгопечатания консерваторы по-прежнему указывали на недостатки этой технологии. Например, иногда она способствовала распространению ошибочных данных (самый яркий пример – так называемая Грешная Библия, изданная в Лондоне в типографии Роберта Баркера в 1631 г.; седьмая заповедь в ней гласила: «Прелюбодействуй»). Но книгопечатание оказалось слишком полезным и слишком быстрым, чтобы его можно было остановить. Глава Библиотеки Ватикана Джованни Андреа Бусси размышлял в 1470 г.: «Едва ли можно отыскать изобретение, имевшее подобную важность для человечества, будь то в древние или нынешние времена» [17].
Цукерберг
Сегодня мы можем это сделать. Зарождение новых, цифровых средств сбора, передачи и обмена информацией – второй гутенберговский момент в нашей истории.
В оцифрованном виде аналоговый мир, в котором мы живем, – книги, речь, футбольные матчи и прикосновения к сенсорному экрану, – выглядит как последовательность нулей и единиц. Как и азбука Морзе, для человека эта система слишком громоздкая («громоздкий» переводится как 01110100011001010110010001101001011011110111010101110011»), но она удобна для компьютера, поскольку различие между нулем и единицей, «вкл» и «выкл» совершенно ясно. В ходе преобразования мы теряем часть информации (гладкая аналоговая звуковая волна в цифровом формате превращается в ступенчатый зиккурат), но в качестве компромисса получаем взамен вычислительную мощность машины. При этом мы умеем быстро наращивать эту мощность. В 1965 г. соучредитель компании Intel Гордон Мур отметил, что число транзисторов, которые его компания может разместить на компьютерной микросхеме (и, следовательно, вычислительная мощность микросхемы), удваивается примерно каждые два года. «Закон Мура», как его назвали, до сих пор остается в силе.
Это, пожалуй, самое важное эмпирическое наблюдение нашего времени. Одной из определяющих особенностей первого гутенберговского момента была скорость: в течение одной человеческой жизни возникло и повсеместно распространилось новое средство развития культуры и коммуникации. То же самое происходит сейчас и с нами. Рассмотрим материальную инфраструктуру, лежащую в основе этого процесса. В XV в. эта инфраструктура состояла из типографий, сегодня это наземные и подводные оптоволоконные кабели. Первый межконтинентальный оптоволоконный кабель был проложен в 1988 г. С тех пор рост вычислительных мощностей и увеличение объема передаваемых данных превратили отдельные редкие нити в густую сеть. И число пользователей этой инфраструктуры выросло более чем в семь раз – с 400 миллионов на рубеже тысячелетия до 3 миллиардов сейчас [18].
Это самое быстрое массовое внедрение технологии, когда-либо случавшееся в истории. По крайней мере, так было, пока мы не уменьшили цифровые устройства и не сделали их мобильными. Совсем недавно, в 1998 г., только 20 % жителей развитых стран и 1 % жителей развивающихся стран имели сотовые телефоны [19]. Теперь в развитых странах количество абонентов мобильной связи превышает количество людей, а в развивающихся странах распространение сотовой связи достигло 90 % [20].
Зарегистрированные пользователи интернета в развитых и развивающихся странах
Абоненты мобильной связи в развитых и развивающихся странах
Всего за 20 лет почти все человечество оказалось соединено с помощью голоса или данных. World Bank Databank (2015). World Development Indicators. По материалам data.worldbank.org
Почти треть пользователей мобильных сетей теперь могут получить со своего телефона доступ в интернет [21]. Единственное, что в человеческой культуре сейчас растет быстрее, чем использование цифровых мобильных устройств, – это количество передаваемой с их помощью информации, главным образом потому что каждый год мы производим миллиарды новых, более совершенных устройств для сбора и обмена данными. К этим устройствам относятся не только смартфоны, но и сетевые автомобили, посудомоечные машины, магнитно-резонансные томографы и гигантские радиотелескопы. В 2011 г. на планете было столько же сетевых устройств, сколько людей. В 2015 г. устройства превосходили нас числом в соотношении 3:1. С их помощью человечество в течение одного года создало, скопировало и распространило около 44 зеттабайт данных. Это очень много – представьте цифру 44 с 21 нулем. Чтобы слегка расширить перспективу: эти данные заполнили бы стопку 128-гигабайтных смартфонов высотой 250 тысяч километров – две трети расстояния до Луны. И эта стопка «вырастает» вдвое каждые два года. Совсем недавно, в 2005 г., ежегодный массив данных занимал расстояние «всего лишь» от Майами до Лондона [22].