Эпоха перемен

Липницкий Николай

Ближе к двадцатому числу число госпитализированных в Бангкоке превысило полторы тысячи человек, четыреста из которых находились в тяжёлом состоянии. Двадцать четыре человека умерли. От таких фактов было уже не отмахнуться, и мы, с всё более возрастающим беспокойством, каждый день вслушались в сухие слова ведущих о положении в Таиланде. На моём дне рождения почти все разговоры велись вокруг «Тая-24». В конце концов, все мы успокоили друг друга тем, что вирус убивает стариков, а нам ничем не грозит. И, вообще, Бангкок в кольце военных, объявлен карантин, и границы Таиланда постепенно закрываются.

А на следующий день, как гром среди ясного неба – сообщение

о том, что первый случай смерти от «Тай-24» зафиксирован на территории Китая, и ещё два – на территории Японии. Дальше события понеслись с ужасающей быстротой. Десять тысяч госпитализированных в Бангкоке. Соседние государства начали принимать меры и сажать своих соотечественников, отдохнувших на курортах этой страны на карантин, надеясь остановить расползание инфекции. День за днём ситуация всё больше выходила из-под контроля. Мир, словно проснулся и начал суетливо готовиться к надвигающейся беде. Однако, смертей становилось всё больше. Триста – в Таиланде, восемьсот – в Китае, шестьдесят четыре – в Японии. Кроме того: шесть человек – в Германии, двенадцать – в Польше, восемь – в Италии…

По всему миру объявили пандемию, и все страны ввели на своих территориях чрезвычайное положение. Новости день ото дня становились всё тревожнее, но до конца поверить в надвигающуюся беду мы не могли. Всё время казалось, что это где-то там, за непреодолимыми границами и надёжными санитарными кордонами. А потом грохнуло. Рейс из Германии – два заражённых. Рейс из Варшавы – четыре заражённых, рейс из Милана – сразу семь заражённых. На работе нас всех собрали в актовом зале и наскоро прочитали лекцию по правилам безопасности. Распорядились всем носить медицинские маски. Но масок уже в аптеках не было, а за ту цену, за которую они предлагались в интернете, никто их покупать не хотел. В конце концов, вирус где-то там, придёт он сюда, или нет – вопрос, а тратить попусту деньги никто не собирался.

Дальше: один заражённый умер, зато появились ещё двадцать три, уже своих, доморощенных. Крупные города опустели. Мы всматривались в кадры городских съёмок, которые показывали в выпусках новостей, и нам становилось неуютно. Ветер гонял по улицам мусор, а редкие работники коммунальных служб поливали хлоркой мостовые и стены домов. Люди предпочитали отсиживаться дома, благо, производство остановилось, и работали только те организации, без которых невозможна жизнедеятельность населённых пунктов.

– Чего ещё ожидать? – спросила жена, когда мы в очередной тоскливый вечер сидели на кухне у маленького телевизора и смотрели, как очередной деятель уныло и монотонно рассказывал, что делает правительство для нормализации обстановки в стране.

– Не знаю, – ответил я, допивая уже остывший кофе. – Но, думаю, ничего хорошего.

– Страшно-то как!

– Страшно. Надо было побольше продуктов накупить. Того, что запасли, надолго не хватит.

Действительно, накануне мы сделали небольшой запас продуктов, скорее для самоуспокоения, чем в конкретных целях. Как-то не верилось, что это действительно понадобится. Да и время самое поганое: перед зарплатой, когда каждая копейка наперечёт. А сейчас становится ясно, что всё всерьёз и надолго. Особенно, когда город посадили на карантин, а большинство определили на удалённую работу из дома. Жена тоже уже несколько дней не выходила на улицу и работала по интернету. Одно успокаивало: дети далеко и у них, вроде бы, всё пока нормально. Тоже держатся. Хотя, кого я обманываю? И за них душа не на месте.

– Но магазины работают.

– Работают пока. Если ситуация не стабилизируется, то и магазины долго не протянут.

– И что тогда?

– Не бросят же нас? Будут, наверное, продукты раздавать. Как гуманитарную помощь голодающим племенам в Африке. Не разносолы, конечно, но с голоду не дадут умереть.

– Ты, действительно, в это веришь?

– Надеюсь.

Вот и у нас появились первые заражённые. Теперь утро начиналось с просмотра новостей. Статистика не радовала. Два заражённых, шесть, двенадцать, тридцать три… Когда в городе количество перевалило за три сотни, тысячи умерших и десятки тысяч заражённых где-то там, за границей, уже перестали волновать. Главное было здесь. Осознавать, что совсем рядом находится смертельный враг, которого не видно и не слышно, жутковато. Времена, когда человек в медицинской маске на улице вызывал удивление и привлекал к себе внимание, закончились. Всё больше стало на улицах прохожих в масках.

Люди постепенно становились мнительными и старались держаться друг от друга подальше, а в прошлое ушли рукопожатия. Походы в гости тоже становились реже и реже, все разговоры крутились вокруг эпидемии, а в глазах всё чаще можно было увидеть выражение тревоги. Мир вокруг менялся, и мы видели это. Было ощущение огромного снежного кома, катящегося с горы. И, самое страшное, что от нас ничего не зависело. Совершенно ничего. Оставалось только вставать утром и перед работой прослушать очередные новости, главной темой которых было количество вновь заражённых и умерших за прошедшие сутки. Ну, прямо, вести с фронта. Только фронта невидимого и от этого, тем более, пугающего.

Позвонили дети. Так уж получилось, что сыну после учёбы предложили работу на Алтае. Там он вполне себе обосновался, женился и обзавёлся детьми. Вот уже лет десять видимся только тогда, когда они в отпуск приезжают. Ну и мы пару раз к ним приезжали. Что и говорить, красота! Алтай есть Алтай. Природа неописуемая! У них там и с эпидемией полегче как-то. Поговорили о делах, о семье, и разговор плавно, незаметно, скатился к вирусу.

– Пап! – взволнованно говорил Сашка в трубку. – Я каждый день слежу за развитием событий. У вас всё хуже и хуже. Может, соберётесь, и к нам? У нас спокойно. Да и вместе веселее будет.

– Нет, Саш, не поедем.

– Почему?

– Тут у нас работа. А там?

– Да перестань! Бог с ней, с этой работой! Проживём как-нибудь!

– Нет. Мы с мамой к вам на шею садиться не собираемся.

– Пап, я, всё-таки, настаиваю.

– Я же сказал – нет. Да и не всё так страшно. Мы в масках. В местах скопления людей не бываем. Да и не старые мы ещё. Здоровье есть, иммунитет – вполне. Этот вирус когда-нибудь закончится, и всё будет, как раньше. И, куда мы потом? Кто нас на прежнюю работу возьмёт? Свято место, как говорится, пусто не бывает. Да и не думаю, что всё настолько серьёзно. Ещё неделька, ну, две, и «Тай» пойдёт на спад. А через месяц, вообще, как страшный сон вспоминать будем.

– Всё равно подумай, с мамой посоветуйся. У нас спокойнее.

– Подумаю. Ладно, пока.

– Пока, пап. И привет маме.

– Передам. И твоим привет. Держитесь там, берегите себя.

– И вы себя берегите.

Я положил трубку и задумчиво принялся барабанить пальцами по столешнице. Настроение было не настолько оптимистичное, как я изображал в разговоре с сыном. Тревога не отпускала. Мир катился в пропасть, и, где будет дно в конечном итоге – одному Богу известно.

– Как там они? – жена присела рядом и налила себе чай.