Эпоха перемен
Шрифт:
– Крупы, макаронные изделия, консервы… Всё как обычно.
– Да. Это сейчас самое главное. А водку взяла?
– Кость, какая водка? Не до пьянки сейчас. Вон, что творится.
– При чём тут пьянка, Ир? Водка это универсальное средство для дезинфекции, снятия стресса и, к тому же, вечная валюта, которая не обесценивается. Сейчас схожу, прихвачу бутылки четыре. И сигарет пару блоков взять надо, которые подешевле.
– Ты же не куришь.
– Это тоже валюта, – вспомнил я прочитанные на досуге рассказы на постапокалиптическую тематику. – Может пригодиться.
У каждого в очереди тележка была загружена не меньше, чем у нас, поэтому очереди к кассам двигались очень медленно. Бедные кассирши трудились в поте
– Где ты ходишь? – зашипела сквозь маску жена, когда я вернулся. – Через одного наша очередь. Что это ты взял?
– Сухое молоко.
– И зачем?
– А ты думаешь, что молочные продукты всегда в продаже будут?
Вот и наша очередь. Я принялся вываливать покупки на кассу, а жена, по мере того, как кассирша, усталая, измотанная девушка с ярким макияжем, пробивала, складывала в пакеты, которые на нас же и закончились. Есть такой закон – закон подлости. Не пойму только, почему он всегда на мне срабатывает. Что, других людей в городе нет? Хотя, тем, кто за нами был, вообще пакетов не хватило. И это при том, что современный покупатель разучился с собой авоськи таскать. Очередь заволновалась, видя, что мы замешкались на кассе, и я, от греха, скинул свою куртку, быстро покидав в неё оставшитеся продукты, свернул в импровизированную котомку и, вслед за женой, направился на выход.
Выйти сразу не получилось. Народ, увешанный пакетами рвался на улицу, чтобы побыстрее добраться до дома и распихать покупки по полкам и холодильникам. Но ещё большая толпа жаждала приобрести продукты, чтобы пополнить свои запасы. Два этих людских потока, как-то, особенно яростно, столкнулись прямо в широких раздвижных дверях. Уступать не хотел никто. Две могучие силы смешались, создавая водовороты, воздух переполнился электричеством, и тут полыхнуло. Кто-то кого-то толкнул, кто-то уронил что-то стеклянное, раздался звон разбивающегося стекла, потом маты и, наконец, драка. Нас с женой тоже завертело в этом людском водовороте, швырнуло об стену и протащило по ней. Я оглянулся на Ирку. Она с испуганным побледневшим лицом, вцепившись в пакеты, пыталась обойти толстую тётку, оказавшуюся между нами. Крики, звуки ударов, стоны, опять маты и, как завершение, грубые мужские голоса, сразу ледяной струёй остудившие градус страстей.
Толпа, как-то поспешно, начала рассасываться и, наконец, в дверях осталось только четверо военных в бронежилетах, касках и респираторах, удерживающих двоих бузотёров с разбитыми лицами. Ещё трое корчились у их ног, не торопясь вставать на ноги. К магазину подъехал автобус с зарешечёнными окнами, и военные сноровисто закинули всех нарушителей спокойствия в его чрево.
– Напоминаю, – громко проговорил старший патруля. – Нарушение порядка в условиях карантина будет наказываться строго.
– Куда их? – робко поинтересовался кто-то.
– В изолятор временного содержания. Завтра судья определит меру наказания.
– Строго, – хмыкнул я, обращаясь к жене.
– Не представляешь, насколько, – услышал моё замечание военный.
В поляризованных стёклах тактических очков не было видно глаз. Только отражение испуганно съёжившейся толпы. Я, на всякий случай, прикусил язык и, дождавшись, когда патруль уберётся восвояси, потянул жену на выход. Вступать в полемику не стоило. Чего доброго, ещё и сам огребу неприятностей. Тем более, что и жена свободной от пакетов рукой сжала мне локоть, словно я и сам не понимаю.
Дома выяснилось, что в толпе мне порвали на спине свитер и ещё по шву разошлись брюки. В нормальное время бы со стыда сгорел. Виданное ли дело, в порванных штанах по улице щеголять? А сейчас – ничего. Только посмеялись и призадумались. Нужна одежда покрепче. Я вспомнил о том, что где-то на антресолях есть горка, прекрасный костюм из палаточной ткани, который я приобретал, когда увлекался одно время рыбалкой. Увлечение оказалось мимолётным и быстро прошло, а костюм остался. Общими усилиями отыскали его, а, заодно и наткнулись на берцы, о которых я совершенно забыл. Прекрасный набор. Как раз для хождения в магазин в современных условиях. Завтра, всё равно, ещё раз идти, а от подобной свалки, что была сегодня, никто не застрахован. Тут нормальная одежда не выдержит. Не хватало ещё, как-нибудь, домой вообще без штанов прийти.
Жена, пока я распихивал по полкам покупки, быстро поставила чайник на плиту и принялась сооружать бутерброды. Решили обойтись чаем, а кофе, в целях экономии, не трогать. Запихнув последний пакет на верхнюю полку кухонного гарнитура, я вздохнул с облегчением, присел за стол и, отыскав пульт, включил телевизор. На экране появилась панорама какой-то сельской местности, на фоне которой несколько человек в респираторах сбились кучкой, о чём-то совещаясь и, время от времени, что-то чиркая в раскрытых блокнотах. На заднем плане стоял бронетранспортёр, и прогуливалось несколько военных в бронежилетах и с автоматами наизготовку. Камера переместилась вправо и стала показывать небольшую колонну машин у обочины, сгоревших до неузнаваемости. В кювете рядом валялась груда какого-то тряпья. Панорама поехала вперёд, и мы с ужасом увидели, что то, что мы приняли за тряпки, было кучей трупов.
– Это не первый случай! – затараторил диктор за кадром. – По данным полиции, ни один из караванов беженцев из города не смог уехать дальше двадцати километров от границы. Местные жители создали на местах отряды самообороны и пресекают всякие попытки покинуть город, убивая людей и сжигая вещи и машины. Таким образом, по их мнению, они стараются обезопасить себя от инфекции. Хочется задать вопрос нашим властям: сколько ещё будет длиться этот беспредел?
Он говорил что-то ещё, но мы его уже не слушали. С ужасом смотрели мы друг на друга и не могли понять одного: откуда в нашем просвещённом двадцать первом веке могла появиться эта чудовищная жестокость. Люди бежали. Бежали от беды, от страха дальше жить в этом съёжившемся от ужаса городе, а их тут же, на дороге, останавливают и убивают. И, ведь, даже не из-за барахла, которым обычно набиты машины беженцев. И не ради самих машин или других ценностей. А, только за то, что их посчитали разносчиками заразы. И это после того, как на выезде из города все проходили необходимые тесты на наличие заражения. Инфицированного бы ни за что не выпустили, а, скорее, тут же бы схватили и изолировавали бы от остальных вместе с теми, кто ехал с ними в одной машине. Просто местные так решили. Как в средние века, когда по одному только подозрению обвиняли человека в колдовстве и сжигали. И это было страшно.
– Это не розыгрыш? – пришла в себя первой Ирина.
– Вряд ли. Кто в такое время решится на такое? Боюсь, что всё это правда. Жестокая, отвратительная, но правда.
– А что будет, когда они рванут сюда? Все эти отряды самообороны разом хлынут в город?
Жена была на взводе. Глаза покраснели, заблестели влажно, а в голосе появились истеричные нотки.
– Не бойся, – поспешил успокоить её я. – Сюда они не придут. Если они считают, что все, кто выезжает из города, обязательно заражены, то город, по их мнению, и есть один большой источник инфекции. Не сунутся они.