Эпоха покаяния
Шрифт:
Аюн не выдержал и отвернулся. Дмитрий тоже почувствовал, как внутри у него поднимается волна отвращения.
— Значит, так. Во-первых, здороваться не будем, так как вы явно не рады нас видеть. Во-вторых, мы не собираемся вас убивать и грабить. В-третьих, мне нужна от вас помощь и информация, поэтому я могу вытащить кляп у тебя изо рта, если ты пообещаешь хорошо себя вести. И даже развязать целиком. Договорились? Ах, да, я не сатана, если тебе это важно знать. Я — человек, такой же, как и ты. Ну, почти такой же.
Мужчина быстро закивал головой. Ляховский вытянул у него изо рта комок тряпок.
— Ну,
Мужчина облизнул губы и ещё раз кивнул.
— Как вас зовут?
— Ми… Мирон и Аглая.
— Отлично. Как вы тут оказались?
— Это наш дом, наша святая обитель. Тут жили наши родители и родители наших родителей. Теперь тут живём мы. Я, моя жена и наша дочь. Уж ты развяжи нас, добрый человек, и прости, если сможешь. Уж никак мы не думали, что есть еще на этом грешном свете ещё живые люди. Уж сколько лет живём одни одинёшеньки, гостей никогда не видывали…
— А буянить не будете? — прищурился Ляховский.
— Нет, что вы, что вы! Уж мы вас, ясных молодцев, накормим-напоим и спать уложим. Расскажем, как живём-бытуем.
— Что-то мне ваши речи кажутся подозрительно знакомыми. Где-то я их уже слышал. Ну, хорошо. Но смотрите у меня, — Дмитрий пригрозил пальцем, — ежели обманете, то пожалеете. Тьфу, ты, это что, заразно?
С этими словами он развязал жителей охотничьего особняка. Мирон и Аглая кинулись друг другу в объятья, зарыдали, как дети. Наших путешественников немного смутило это проявление чувств, но они не подали виду. Немного успокоившись, Мирон спохватился:
— Что же это я? Аглая, скорей беги на кухню. Наши дорогие гости, должно быть, очень голодны. Уж ты потрудись на славу, поставь на стол всё самое лучшее. Когда ещё нам так повезёт, как сегодня?
Женщина подхватила подол юбки и умчалась восвояси. Мирон поднялся и жестом пригласил следовать за собой. Друзья прошли в большое, тёплое, ярко освещённое фойе и огляделись.
Этот зал ярко контрастировал со всеми остальными номерами этого отеля. Тщательно убранный, со вкусом обставленный, он всем своим видом указывал на достаток и комфорт её жителей. Вдоль стены располагалась высокая стойка, за которой на крючках поблёскивали ключи с бирками. В центре находился стол из редкой породы дерева, окружённый со всех сторон широким мягким диваном. У противоположной стены пылала искусственным огнём имитация камина, над которой висело множество фотографий в багетных рамках.
Насладившись произведённым впечатлением, Мирон стал рассказывать:
— После Апокалипсиса эти стены стали единственным пристанищем выживших людей. Этот дом, как говорили наши родители, был полон жителей. Наши пращуры ходили на охоту, выращивали овощи, женились и рожали потомство. К сожалению, век человека недолог. Болезни, несчастные случаи, дикие звери, а порой банальная старость приводили к тому, что год от года наша святая обитель становилась всё малочисленнее. Однажды мои пращуры поняли, что все они скреплены кровными узами. Все они приходились друг другу дядями, тётями, племянниками, братьями и сёстрами разного колена. Однако в их сердцах горела вера в то, что однажды тяжкие испытания закончатся, и человек сумеет спастись от уничтожения.
Дмитрий
— Мои пращуры давно подозревали, что одна из заповедей Учения от дьявола. Они отреклись от неё и вступили в родственные браки. И это помогло надолго продлить жизнь в этих стенах. Но дьявол стал им мстить. Год от года рождалось всё больше неполноценных людей…. Кстати, пойдёмте, я вам покажу!
Мужчина засеменил к двери, открыл её и вышел на улицу. Друзья последовали за ним. Проваливаясь в сугробы по пояс, они дошли до поляны с ровными прямоугольными холмиками и крестами. Луна по-прежнему ярко светила.
Дмитрий и тут не проронил ни слова, угрюмо рассматривая ограды, и памятники. Он обратил внимание, что ни одно из имён не повторялось дважды, а средняя продолжительность жизни составляла не более сорока лет. Примерно половину всего кладбища составляли детские могилы.
Мирон кашлянул в кулак, прочистил горло:
— Так вот, дьявол начал мстить нашим предкам, насылая беды на потомство. И лишь по-настоящему верующие могли ему противостоять…
— Дай-ка угадаю, вы — одни из них?
— Именно так, добрый молодец, именно так.
С этими словами карлик остановился у крайних могил, голос его дрогнул:
— Вот тут покоятся наши детки, пусть Земля им будет пухом. Но наши молитвы были услышаны. Господь подарил нам дочку. Пойдёмте, я вас познакомлю. Она будет рада дорогим гостям!
— Что-то всё это мне не нравится, — шепнул Ляховский Аюну. — Прямо избушка на курьих ножках. На всякий случай держи ухо востро.
Процессия повернула назад. Дмитрий почесал затылок и задал вопрос:
— А жена твоя кто будет тебе по крови?
— Сестричка родная, ага, сестричка — с готовностью ответил Мирон.
— А родители твои?
— Двоюродные были друг дружке, да-да. Душа в душу прожили! Никогда не ругались, хозяйство вместе держали. Нет ничего крепче родственных душ, что ни говори!
— Оно и видно, — содрогаясь, шепнул пришелец так, чтобы мужчина не услышал.
Они зашли в особняк, поднялись на второй этаж, остановились перед закрытой дверью. Мирон, перекрестившись, толкнул её от себя, вошёл, зажёг свет:
— Ева, просыпайся, доченька моя любимая. Познакомься с дорогими гостями. Будь с ними ласкова, приветлива. А вы проходите, проходите, не стесняйтесь! — и уродец потянул спутников за рукава.
Каким бы выдержанным не был Дмитрий, он машинально закрыл рот и нос ладонью. Потому что существо, которое лежало в кровати, и то ли хрюкало, то ли мычало, то ли блеяло, иначе как монстром назвать было нельзя. Бедняга Аюн почувствовал, как к языку подступила тошнота, а волосы на голове встали дыбом.
Как же описать то чудовище, которого Мирон ласково назвал любимой доченькой? Представьте прошлогодний клубень картошки с лопающейся кожурой, увеличьте его до размеров тела человека. Приставьте к нему клубни поменьше в тех местах, где находятся руки, ноги и голова. Вместо лица нарисуйте половую тряпку с отверстиями для глаз, рта и носа. Добавьте висящий в воздухе нестерпимый смрад от испражнений, немытого тела, а также ворох задубевших от крови и гноя простыней, которые были натасканы со всех номеров этой чёртовой гостиницы.