Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы
Шрифт:
Я решил, что Экономическому совету следует рассматривать сложившуюся ситуацию как чрезвычайную. Президент должен был знать, что происходит на самом деле — кризис перепроизводства или кардинальное падение спроса. Единственным безошибочным критерием в данном случае являлся показатель валового внутреннего продукта, который характеризовал состояние экономики в целом. Расчет ВВП осуществляло Бюро экономического анализа на основе колоссального объема статистических данных. К сожалению. Бюро делало это лишь раз в квартал, с большим запозданием. А вести машину вперед, пользуясь только зеркалом заднего вида, невозможно.
Я задался целью разработать систему «аварийного оповещения»: расчет ВВП необходимо было производить еженедельно, чтобы иметь возможность отслеживать развитие ситуации в реальном времени. На
Чтобы устранить эти пробелы в информации, пришлось засесть за телефон. За годы работы у меня сформировалась обширная сеть клиентов и знакомых в различных компаниях, профессиональных ассоциациях, университетах и регулирующих органах. Многие из этих людей охотно оказывали содействие в ответ на нашу просьбу помочь. Представители компаний сообщали конфиденциальные сведения о портфелях заказов и планах по набору персонала, руководители и специалисты делились собственными наблюдениями и выводами. Нам удалось, например, прояснить ситуацию с объемами запасов, сопоставляя полученную фактографию с колебаниями цен на сырье, динамикой импорта и экспорта, графиками поставок и т. п.
Конечно, собранные сведения были разрозненными. Они даже отдаленно не соответствовали стандартам, которыми руководствовалось Бюро экономического анализа при расчете официального показателя ВВП. Однако для наших целей эти сведения были вполне пригодными. Когда экономисты и статистики из Бюро узнали, чем мы занимаемся, они стали активно помогать и помогли упорядочить обработку данных. После полуночных бдений на протяжении двух или трех недель (одновременно наш немногочисленный штат готовил годовой обзор состояния экономики, который публиковался в начале февраля) нам удалось разработать и запустить систему еженедельного расчета ВВП. Наконец-то я смог представлять президенту реальные факты, а не интуитивные предположения.
После этого вопросы экономической политики вновь приобрели небывалую остроту. Каждую неделю на регулярных заседаниях кабинета я сообщал о текущем положении в экономике. Анализируя декадные показатели продаж автомобилей, еженедельные сводки о розничном товарообороте, сведения о количестве выданных и использованных разрешений на строительство жилья, отчеты о динамике заявок на получение пособий по безработице, а также массу других параметров, мы постепенно приходили к выводу, что ситуация не так уж плоха. Как выяснилось, потребители продолжают стабильно приобретать товары и услуги. Более того, наблюдалось стремительное сокращение запасов, т.е. процесс, который не мог длиться долго. Это означало, что в ближайшее время следовало ожидать роста производства.
Таким образом, появились основания доложить президенту и правительству, что экономический спад завершается и вот-вот наступит фаза оживления. Я уверенно заявил; «Не могу назвать точные сроки, но если на потребительском и жилищном рынке не произойдет внезапного обвала, то ситуация будет развиваться именно так». С каждой неделей становилось все яснее, что мы не ошиблись. Это был один из тех редких счастливых случаев в работе экономиста, когда точные факты позволяли сделать уверенные выводы об истинном положении дел. Когда в марте 1975 года подошел срок моего очередного выступления перед конгрессом, у меня были все основания утверждать, что американская экономика движется к выходу из кризиса «согласно графику». При этом я отметил, что предстоящий квартал будет довольно тяжелым и уровень безработицы может достичь 9%. однако теперь у нас есть реальный повод для «некоторого оптимизма». Я также предостерег конгресс от поспешного увеличения государственных расходов и снижения налогов, что могло перегреть экономику и спровоцировать очередной виток инфляции.
Политические страсти, разыгравшиеся той весной вокруг президентской экономической программы, были нешуточными. В конгрессе царило смятение, Я не раз шутил тогда, что перед каждым выступлением на Капитолийском холме мне приходится надевать бронежилет. В феврале 1 975 года журнал Newsweek поместил мою фотографию на обложку, сопроводив ее заголовком «Далеко ли еще до дна?». Конгрессмен Генри Рейсс высказал мнение, что президент Форд, подобно Герберту Гуверу в 1930 году, доведет страну до новой Великой депрессии. В прессе цитировались его слова по этому поводу: «Экономические рекомендации, которыми руководствуется нынешний президент, уже были опробованы Гербертом Гувером». Во время моего выступления перед Бюджетным комитетом сената его председатель Эд Маски заявил, что администрация делает «слишком мало и слишком поздно». Конгрессмены выдвигали предложения о стимулировании экономики, в случае принятия которых дефицит бюджета мог достичь $80 млрд и более — сумма по тем временам устрашающая. Джордж Мини, президент АФТ-КПП, был еще более категоричен, «Американская экономика находится в самом ужасном состоянии со времен Великой депрессии. — безапелляционно заявил он. — Положение дел. и без того плачевное, ухудшается с каждым днем. Это не просто очередной спад — по своим масштабам он не идет ни в какое сравнение с теми пятью спадами, которые мы пережили после Второй мировой войны. Страна давно перешагнула ту черту, до которой ситуация могла выправиться сама собой. Правительство должно принять немедленные и решительные меры». В частности. Мини требовал, чтобы государство начало стимулировать экономический рост, в том числе путем кардинального снижения налогов для семей с низким и средним доходом. Это означало увеличение дефицита федерального бюджета до $100 млрд.
Как ни странно, сложная ситуация в экономике не вызвала массовых волнений в обществе. После десятилетия маршей в защиту гражданских прав и протестов против войны во Вьетнаме уровень безработицы в $% вполне мог стать поводом для многотысячных демонстраций и баррикад, причем не только в США, но и в Европе с Японией, где экономические проблемы стояли не менее остро. Однако этого не произошло. Возможно, мир просто устал от нефтяного шока и тех потрясений, которые ему предшествовали. Так или иначе, эпоха публичных протестов завершилась. Наступивший период Америка переживала с новым настроением, которое можно было охарактеризовать как общенациональная сплоченность.
Президент Форд выдержал давление, которое на него оказывали, и его экономическая программа была принята в законодательном порядке. Конгресс все же увеличил размер налоговой льготы почти на 50%, в результате чего она составила около $125 в расчете на среднюю семью. Но главное, оздоровление в экономике началось именно тогда, когда мы предсказывали.
– в середине 1975 года. Темпы роста ВВП взлетели и к октябрю достигли максимума за минувшие 25 лет. Уровень инфляции и безработицы постепенно начал снижаться. Как это часто бывает, все политические гиперболы сошли на нет в считаные дни, а зловещие пророчества были очень быстро забыты. В июле, когда кризис миновал, мы свернули программу еженедельного расчета ВВП, к всеобщему удовольствию сотрудников Экономического совета.
Отказ от регулирования экономики был одним из самых славных (и не воспетых пока) достижений администрации президента Форда. Трудно даже представить, какими цепями был опутан американский бизнес в те годы. Авиатранспорт, грузовые автоперевозки, железные дороги, автобусное сообщение, трубопроводы, телефонная связь, телевидение, биржи, финансовые рынки, сберегательные банки, электроэнергетика — все эти отрасли работали в условиях жесткого регулирования. Деятельность компаний осуществлялась под строгим контролем государства, вплоть до мельчайших деталей. Лучше всего, на мой взгляд, эту ситуацию описал Альфред Кан, острый на язык экономист из Корнеллского университета, которого Джимми Картер назначил руководителем Комитета гражданской авиации. Его называют отцом дерегулирования сферы авиаперевозок.