Эпоха зомби
Шрифт:
Чистильщиков загрузили в просторный автобус, на бортах которого красовались кислотного цвета иероглифы.
— Это еще что за лимузин? — Ксю тронула за локоть бойца, который указал ей на место рядом с Фазой. — Неужто в Азии кто-то выжил?
— Электроавтобус, — вместо неразговорчивого молодого человека ответил Гурбан. — Первую партию из коммунистического Китая перед самой Псидемией поставили. Не нужен бензин, нет выхлопа, экологически чистый транспорт. Небось где-то на складе законсервированный стоял и вот годы спустя понадобился.
Про себя же Гурбан добавил, что это-то как раз понятно — насчет экологии. Слизни не терпят радиации, и вообще загрязнение окружающей среды им претит.
Командиру чистильщиков было неуютно в компании зомбаков. То, что они внешне не отличались от него или того же Мясника, который пристроился слева, не делало их полноценными людьми. Форма ничто, содержание всё. А у них в содержании имелся существенный инородный довесок — паразит у каждого на черепушке под ушанкой.
И потому Гурбан принялся усиленно соображать, как ему и его людям выбраться из передряги. А на что он, собственно, надеялся, зная, что в Москве власть захватили новые, крутые слизни? Хорошо хоть в карантине не поставили к стенке… Или не очень хорошо? Зачем чистильщики понадобились слизням? Вряд ли всех гостей столицы тащат в Спасскую башню полюбоваться на восстановленный Спас Смоленский и на часы с четырьмя циферблатами.
Гурбан задумчиво уставился в окно автобуса. Мимо мелькали прилично сохранившиеся дома, попадались автомобили — рабочие, спешащие по своим делам, а не ржавеющие у обочин. В Москве в этом смысле был порядок: с улиц убрали все непотребное, здания ремонтировали по мере необходимости. Вот так смотришь, проезжая мимо, — и кажется, что старые времена вернулись. Только куда-то подевались бутики и магазины на первых этажах, а место вывесок, зазывающих покупать и радоваться, заняли однотипные транспаранты «Вся власть Совету!». То тут, то там расхаживали бойцы из добровольной дружины СБО — внешне они мало чем отличались от прочих граждан, разве что были вооружены охотничьими ружьями и носили на рукавах белые повязки с вышитыми буквами «ДД СБО». Или же «ДД» означает «добрые друзья»?.. Эти, смекнул Гурбан, еще люди и не ведают что творят. Они — кандидаты на вступление в ряды новых, продвинутых слизней. Автобус как раз проехал мимо парочки «добрых друзей», о чем-то с чувством спорящих. Причем один из спорщиков в сердцах сорвал с себя вязаную шапку и швырнул на асфальт. Таки люди…
Интересно, как у слизней система работает? Как они отбирают носителей для подсадки? Продвинутых паразитов наверняка — пока что! — ограниченное количество, иначе все люди вокруг давно бы уже под ними ходили. Следовательно, есть комиссия, определяющая, здоров ли потенциальный носитель физически и психически. Зачем новым слизням заранее траченный материал, если он и так в дефиците? Вот если будет недостаток в носителях, тогда, конечно, имеет смысл и шизофреников под свои нужды приспособить… А задача Гурбана как раз в том и заключается, чтобы этого «если» не случилось ни в коем случае. Наверняка в Спасской башне, куда чистильщиков везут, есть больница или хотя бы кабинет с медицинским оборудованием. Следовательно…
Страшная догадка заставила Гурбана занервничать. Неужели чистильщики нужны слизням в качестве носителей?
Он покосился на стекло автобуса, точнее — на надпись «В случае аварии выдернуть резиновый шнур и выдавить стекло». Командир много лет не ездил в общественном транспорте и уже забыл, каково это — платить за проезд и толкаться в проходе. А ведь до Псидемии личной машины у него не было, зарабатывал Гурбан скромно, жил от получки к зарплате… Будучи в последний раз в Харьковском остроге, он видел «икарус», что развозил работяг. В нем стекла заменили решетками. А тут чего не так? Не успели еще?..
Сбавив скорость, автобус выехал на Красную площадь. Покрытие тут просто-таки молило о капитальном ремонте — времена изменились, а проблемы с дорогами остались те же. Фасад ГУМа украшали неизменные транспаранты. У входа в универмаг крутилось много народу, несколько сотен навскидку. Еще больше небось в самом здании…
И тут Гурбана осенило — он понял, что надо делать.
— За мной! — Повезло, что руки сцепили наручниками спереди. Гурбан схватился за резиновый шнур на окне и дернул, как велела надпись на стекле. Кстати, выдрать шнур оказалось не так-то просто, но он справился. И, двинув плечом в стекло, вместе с ним вывалился из автобуса.
Приземление нельзя было назвать мягким. Но разлеживаться, постанывая, в груде осколков Гурбан не собирался — тотчас вскочил и что было сил помчался к ГУМу, рассчитывая затеряться в трехэтажном Вавилоне, где когда-то вовсю торговали предметами роскоши. Ему рассказывали, что громадный, занимающий целый квартал магазин превратился в острожный рынок — тут можно купить и продать все что угодно: кроличью тушку, флягу с самогоном, настоянным на черной рябине, или девичье тело на час-два. Ну да Гурбану сексуальная разрядка не требовалась. Его интересовало одно: как бы сделать ноги, чтобы не превратиться в самоходную подставку для слизистого червя с красной полоской на боку.
Он пригибался на бегу, ожидая, что по нему и его товарищам, которые конечно же помчались за ним, вот-вот откроют огонь из десятков стволов. Гурбан — чего греха таить? — боялся обернуться и боялся того, что пуля угодит в позвоночник, сделав его паралитиком-инвалидом, потому-то и мчался так быстро, как никогда не бегал ни до, ни после.
— Посторонись! — рявкнул он, ввинчиваясь в толпу у входа в ГУМ.
Помимо прочего — берестяных туесков, лаптей, самоваров, расписных платков, балалаек, — тут торговали деревянной посудой: ложками, разделочными досками и скалками. Гурбан, конечно, предпочел бы стальную посуду, какую-нибудь двузубую вилку для мяса, но на безрыбье… Он на бегу подхватил с раздвижного прилавка набор шпажек для шашлыка — и под проклятия продавца кинулся внутрь магазина-рынка. Здесь он юркнул вправо и, забившись в первую попавшуюся щель — между двумя мусорными баками, — воспользовался заостренной палочкой, любезно предоставленной спонсором.
— Только не сломайся, милая… — прошептал он, вводя кончик шпажки в механизм замка наручников, под зубцы, и осторожно отжимая собачку. — Есть!
Командир чистильщиков снял «браслеты».
Все так просто получилось, потому что боец, надевавший наручники, не закрыл фиксатор. Видать, не часто имел дело с вольниками, не терпящими ограничений свободы.
Не такие уж они умные, эти крутые слизни!
Настроение Гурбана заметно улучшилось. В конце концов, он жив и даже не ранен, парочка мелких порезов не в счет. Черт побери, по нему даже не стреляли! Расчет оказался верен — если б эсбэошники открыли огонь, то положили бы кучу народа, а на это они не могли пойти. Все же слизней меньшинство в остроге, только бунта разъяренной толпы им не хватало.
От баков ощутимо попахивало. Надо бы передислоцироваться, пока сам не провонял. Ну где же остальные, почему задерживаются?! Ладно Фаза плохо бегает, а у Доктора еще не зарубцевалась рана после стрелы, пойманной в Орле, но Ксю…
— Командир, долго там сидеть будешь? Вот-вот «ушанки» прибегут, уходить надо. — Только сейчас Гурбан заметил Серегу Мясника, который, очевидно, наблюдал за всеми его манипуляциями с самого начала, стоя у стены заколоченного бутика в нескольких метрах позади. — Круто ты наручники снял. Умеешь.