Эпоха зомби
Шрифт:
О халяве Макей сообщил с особой гордостью. А теперь он, значит, в отказе. Ну-ну.
— Нечего, говоришь, показывать?
— Если б было что, начальник, я бы с радостью!
Грешно было не воспользоваться подобием канатной дороги, чтобы вывести чистильщиков из ловушки судьбы. Пора попрощаться с богадельней. Да, это путешествие будет не самым легким. Но оно уж точно будет не опасней, чем прогулка по крышам вагонов, где постоянно дежурит охрана, палящая во всё и вся, что покажется им подозрительным или просто покажется в поле их зрения — о чем свидетельствовал грохот выстрелов, раздававшихся с нерегулярной периодичностью.
Гурбану надоела игра на публику:
— Давай уже, хватит ломаться!
Макей пару раз мотнул головой. Сначала сам мотнул — мол, не хочу, не буду, а потом — когда Фаза отвесил ему подзатыльник. Довод великана оказался столь убедительным, что оборванец без пререканий подполз к люку и отодвинул его.
Макей не напрасно отнекивался — в проем тотчас влетела здоровенная летучая мышь и вцепилась ему в грязные космы. Вообще-то кожаны и подковоносы слишком малы, чтобы заинтересовать слизней в качестве носителей, Гурбан никогда не слышал о таких прецедентах, но чем черт не шутит. Как говорится, чем ближе к Москве, тем больше зомбаков.
Опередив приказ командира, Мясник кинулся к люку и вернул его на место. Стальным кругляшом он сбил на лету еще парочку крыланов, успевших проникнуть внутрь. Одного затоптала Ксю, второго пронзил ломом Коля Бек.
— Макей, помочь? — спросили у оборванца с ближайшего гамака.
— Сам, — прохрипел тот, стоя на коленях и пытаясь оторвать от себя серо-черный комок ярости.
И все же у вопрошавшего из гамака в ладони появилась заточка — выскользнула из рукава. В прошлом заточка была алюминиевой ложкой, держак которой превратился в острое — хоть брейся — лезвие.
— Держи! — Заточка упала возле люка.
Макей схватил ее, пара ударов — и летучая мышь, не трепыхаясь, упала на пол. Несколькими быстрыми движениями оборванец искромсал слизня, облепившего весь череп животного.
Гурбан даже чуток зауважал оборванца — столько в том было ненависти к паразитам. Жаль, надежда, что у зомбаков не хватит пороху соваться под колеса поезда, не оправдалась.
— Командир, надо бы скорее дела обтяпать. — Мясник сам собой возник рядом, незаметно подкрался. И выглядел он озабоченным вовсе не из-за летучих мышей. — Калуга скоро. Почти добрались уже.
— Ну и что? Калуга — бандитский острог, но поезд там не тронут. Соглашение у Калуги с Маркусом. — Гурбан скрестил руки на груди. — Сережа, есть что сказать, говори. А нет — молчи. Не люблю я трепа пустого.
Мясник кивнул и потянулся за сигаретами.
— Неспокойно в Калуге. — Клацнула зажигалка, пахнуло жженым табаком. — Люди оттуда к нам, зареченским, добирались. Серьезные люди, авторитетные. Говорили, что острогу конец настал. Зомбаков море, нет сил сдерживать. Патроны, вода, провиант — всё на исходе.
Гурбан усмехнулся:
— Шваль, что в Калуге осела после Псидемии, столько караванов ограбила, столько добра поимела с честных людей, что на сотню лет хватит жрать и стрелять. Не верь всему, что бродяги говорят.
Мясник еще раз затянулся и, уронив, затоптал окурок:
— Как знаешь, командир. Мое дело — предупредить.
— Спасибо, Сережа. — Гурбан подмигнул ему, мол, оценил твою заботу, и повернулся к Макею: — Цел?
По щеке того стекала струйка крови — когти летуна подрали кожу на голове.
— Более-менее.
— Тогда открывай опять. Первым пойдешь. Я за тобой.
— Начальник, ты сам видел, тут зомбаков щас столько, что…
— Вот и будешь их на себя отвлекать. Мясник, ты за мной. Остальные минут через пять, а то мало ли. Задача ясна?
Кивки в ответ.
Макей попятился:
— Я… я не пойлу!
— Пойдешь. И советую достать из нычки карабины, иначе без страховки поползешь.
Угроза оказалась действенной. Карабины с ремнями обнаружились в грязных спальниках, которыми был прикрыт лаз. В кожаные петли этих нехитрых приспособ продевались ноги, ремни обтягивали поясницу и грудную клетку. Макей в два счета нацепил причиндалы на себя, затем помог вдеться в «сбрую» Гурбану и Мяснику.
— Сколько еще таких комплектов?
— Три.
Не надо быть академиком, чтобы посчитать, что на всех чистильщиков «сбруй» не хватит.
— Доктор, останешься тут, прикроешь. К люку никого не подпускай.
— Есть!
Теперь надо закрепиться на тросе и скользить по нему, перебирая руками под днищем вагона, зависнув спиной над шпалами. Занятие само по себе достойное, а ведь еще летучие мыши…
Макей проследил за взглядом Гурбана, который уставился на трупик рукокрылого хищника.
— Проворные зомбаки, недавно появились. Раньше по ночам только филины сновали и совы еще некоторые, но те под колеса соваться не решались.
— Хватит трепаться, лезь уже!
— Щас, только фомку возьму.
— Зачем это? — спросил Бек.
— В носу ковыряться. — Достав из второго спальника фомку и сунув ее за пазуху, Макей полез: отодвинул люк и быстро юркнул в рассветный полумрак, особенно густой под составом. Сделал он это с каким-то даже лихачеством — вот я какой, кто сумеет так же?
Кряхтя, Гурбан присел у люка, велел держать себя за ноги, затем протиснулся в лаз, вцепившись в вибрирующий тросик, и один за другим закрепил два карабина — на груди и животе.
— Отпускайте! Следующий! — Он пополз, держа ноги на весу и перебирая руками по тросу, для удобства передвижения смазанному какой-то вязкой, жирной дрянью.
Так и хотелось повернуть голову и посмотреть на то, что внизу. Расстояние тут плевое. Гурбан слышал от кого-то, что диаметр колеса пассажирского вагона около метра… И хорошо, что не оглянулся, ибо скоро попался участок колеи, где между шпалами очень густо росла высокая трава, жесткие стебли которой ощутимо прошелестели по спине. Поддайся Гурбан любопытству — и мог бы без глаз остаться!