Эпопея любви
Шрифт:
Колиньи свернул карты, знаком приказал своим дворянам следовать за ним и вышел из Лувра, улыбкой приветствуя встречавшихся на пути придворных.
Моревер же в это время не торопясь дошел до монастыря Сен-Жермен-Л'Озеруа. За монастырской оградой стоял низкий одноэтажный дом, окна которого были забраны решетками: здесь обычно жил каноник Вильмюр. Но три дня назад почтенный каноник покинул свое жилище, сообщив, что едет в Пикардию, к родственникам. Все считали, что домик стоит пустой. Но едва лишь Моревер оказался перед низкой дверью, как чья-то таинственная
— Пора! — бросил Моревер человеку, открывшему дверь. Этот человек и был каноник Вильмюр.
— Знаю, — коротко ответил каноник. — Пойдемте. Моревер прошел за ним через несколько комнат и вышел во двор через заднюю дверь. Двор был окружен довольно высокой глухой стеной, в которой была небольшая калитка. Вильмюр распахнул ее и показал Мореверу узкую дорожку, спускавшуюся к Сене.
— Уйдете этой тропой, — сказал он. — А вот для вас и конь.
За калиткой была привязана крепкая лошадь, уже под седлом.
— Герцог Гиз заботится о вашей безопасности, — заметил каноник. — Лошадь — из конюшен его светлости. Поедете к воротам Сент-Антуан; из Парижа вас выпустят. Направитесь на Суассон, а оттуда свернете на Реймс. Там вам следует ждать.
— Прекрасно, прекрасно, — скрывая ироническую улыбку, проговорил Моревер. — Вы действительно полагаете, что мне придется бежать?
— Думаю, речь идет о жизни или смерти.
— Тогда, конечно, придется, — сказал Моревер, твердо решивший Париж не покидать.
Затем оба заговорщика вернулись в столовую и Вильмюр, взяв в углу уже заряженную аркебузу, протянул ее Мореверу. Тот с видом знатока осмотрел оружие и остался доволен.
Каноник подошел к зарешеченному окну и стал внимательно всматриваться.
— А вот и он! — нетерпеливо воскликнул Вильмюр и отступил от окна подальше, стараясь, однако, ничего не пропустить. Моревер просунул дуло аркебузы через решетку и прицелился. На улице, слева от окна, появились пятьшесть человек. Впереди, мирно беседуя с Клермоном, графом де Пиль, молодым человеком из свиты короля Наваррского, шагал Колиньи.
Тут раздался выстрел Моревера, и люди в переулке на какой-то момент растерялись. Колиньи поднял правую руку, и все увидели кровь: пуля отсекла ему указательный палец. Окровавленной рукой адмирал показал в сторону монастыря. Тотчас же раздался второй выстрел, и адмирал не устоял на ногах: у него была раздроблена ключица.
— Убийца! Держите убийцу! — закричал кто-то из дворян Колиньи. На улице начала собираться толпа, но, увидев, что ранен адмирал Колиньи, прохожие стали сторониться, жаться к стенам, кто-то уже вполголоса посылал гугенотам проклятья.
А вот что происходило в домике. Выстрелив первый раз, Моревер, вроде бы раздосадованный, отбросил аркебузу:
— Не везет. Промазал! — воскликнул он.
— Попробуйте еще раз, — раздраженно бросил Вильмюр.
— Из чего стрелять, — усмехнулся Моревер. Каноник куда-то бросился и тут же вернулся со второй аркебузой, уже заряженной. Моревер с решительным видом схватил оружие, прицелился
— Убит! — обрадовался каноник, увидев, что Колиньи опустился на землю.
— Я тоже так думаю, — ухмыльнулся Моревер.
— Бегите же!
В дверь уже ломились, но Моревер неторопливо прошествовал к черному ходу, вышел на улицу, отвязал коня и рысью пустил его по дорожке.
Каноник же в это время быстро спустился в погреб, захлопнул за собой люк и помчался по узкому подземному коридору. В конце коридора оказалась каменная лестница, которая вывела Вильмюра в ризницу церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа.
А вокруг монастыря разворачивались тревожные события. Дворяне-гугеноты бросились к окну, откуда стреляли, но взломать прочную решетку им не удалось, тогда кто-то из них попытался вышибить дверь, а остальные с обнаженными шпагами окружили Колиньи, опасаясь нового нападения.
— Предупредите короля, — спокойно сказал адмирал. Один из его дворян, барон де Пон, кинулся бегом в Лувр.
Толпа проводила его недоброжелательными взглядами. Колиньи с помощью своих приближенных встал, но на ногах держался с трудом, и чувствовалось, что он вот-вот упадет снова.
— Ему надо сесть! Стул нужен! — крикнул Клермон де Пиль.
Но собравшиеся зеваки лишь ухмылялись в ответ, никто и с места не сдвинулся. Побледневшие гугеноты с ужасом переглянулись. Тогда двое дворян, сцепив руки в замок, посадили Колиньи, остальные, не убирая шпаг, молча окружили их. К ним присоединились те, кто пытался взломать дверь, и все медленно двинулись в путь.
Колиньи не потерял сознания и твердо повторял:
— Спокойно, спокойно!
Но друзья уже не слушали его. Клермон де Пиль плакал от горя и от бессилия. Остальные кричали на всю улицу:
— В адмирала стреляли! Нашего вождя хотят убить! Отомстим!
Встреченные на улице гугеноты присоединялись к раненому адмиралу и его спутникам. Они двигались по улицам, обнажив шпаги, с криком:
— Отомстим!
На улице Бетизи собралась толпа человек в двести; гугеноты потрясали оружием, кричали, угрожали. Парижане провожали их недоброжелательными взглядами.
Слух о покушении на Колиньи разнесся молниеносно; через час весь Париж лихорадило; вооруженные горожане собирались на перекрестках; проповедники прямо на улицах убеждали народ, что десница Господня покарала врага веры.
Во дворе дома Колиньи и на прилегающих улицах столпились сотни гугенотов: они опасались повторения покушения и приготовились дать настоящее сражение за адмиральский дворец. А во двор дома прибывали все новые и новые отряды.
Однако постепенно восстановились порядок и спокойствие. Распространился слух, что в адмирала стрелял какой-то уличный грабитель и каноник Вильмюр тут вовсе ни при чем. Тревога окончательно улеглась, когда стало известно, что раны адмирала не смертельны. Тем не менее многие гугеноты решили остаться на улице Бетизи и начали подыскивать себе квартиры поблизости от дворца, рассчитывая в случае необходимости немедленно выступить на защиту своего вождя.