Эпопея любви

Зевако Мишель

— Да сохранит Господь великого полководца и нашего преданного слугу, которому мы безгранично доверяем, — сказала королева, утирая слезы.

Присутствовавшие в спальне дворяне одобрительно зашептались. Хотя Амбруаз Паре и призывал всех соблюдать тишину, раздались крики:

— Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует герцог Анжуйский!

Потом придворные удалились и у ложа Колиньи остались лишь августейшие гости, Генрих Наваррский, Телиньи и его супруга Луиза де Колиньи. Король пробыл у адмирала около часа,

а затем собрался уходить, пообещав вернуться назавтра, в воскресенье.

Перед уходом Карл громко, чтобы все слышали, позвал капитана своих гвардейцев:

— Господин де Коссен!

— Сир? — подошел капитан.

— Сколько с вами людей?

— Рота, сир!

— Прекрасно. Этого достаточно, чтобы защитить дворец от нападения?

— Сир, моя рота сможет сдержать три тысячи хорошо вооруженных нападающих.

— Вы останетесь здесь, я поручаю вам охрану дворца, головой отвечаете за жизнь адмирала.

— Но, сир, кто вас проводит в Лувр?

Карл широким жестом обвел дворян-гугенотов, заполнивших двор адмиральского дома.

— Надеюсь, эти достойные дворяне согласятся сопровождать меня. Невозможно представить более преданный эскорт.

Слова короля были встречены таким взрывом восторга и приветственных кликов, что дворец, казалось, вот-вот рухнет.

Карл IX сиял, а Екатерина обменялась быстрым взглядом с герцогом Анжуйским, стараясь скрыть злорадную ухмылку. Действительно по приказу короля гугеноты покинули дворец Колиньи и их место заняли люди де Коссена, а капитан гвардейцев выполнял любое требование Екатерины.

Дворяне-гугеноты тотчас же построились в ряд, как солдаты на параде, и, обнажив шпаги, приготовились сопровождать короля. Так, восторженно приветствуемый гугенотами, возвратился в Лувр Карл IX.

А вечером, во время ужина, все были оживленны и обрадованы: тревожное происшествие завершилось благополучно. Карл заявил, что намеченная кампания в Нидерландах начнется недели через две, когда Колиньи встанет на ноги. Король играл в карты, в новую игру, которую сам же и придумал, проиграл Генриху Беарнскому двести экю, но смеялся от души.

Генрих с удовольствием забрал выигранные экю и сказал своей супруге Маргарите:

— Если так дело пойдет дальше, мы, пожалуй, разбогатеем, душенька, а я к богатству непривычен!

Но Марго встревоженно прошептала супругу:

— Сир, будьте осторожны!

— А что? Шарль, по-моему, вполне искренен.

— Может быть… но взгляните на королеву… я никогда не видела ее такой счастливой… Берегитесь, сир!

Действительно, Екатерина Медичи просто сияла. В десять королева удалилась в свои покои, громко попрощавшись с гугенотами:

— Спокойной ночи, господа протестанты! Я помолюсь за вас…

К полуночи весь Лувр, казалось, спал.

XXIV. Ужасная ночь

Король лег час назад, но никак не мог заснуть… Он размышлял. Карл IX был человеком болезненным

и нервным, воображение часто заменяло ему логику. Он не столько рассуждал, сколько мыслил образами. Перед его взором вновь возникала картина бурлящей толпы гугенотов: лица, искаженные ненавистью; звон обнаженных шпаг на улице Бетизи, а потом всеобщая радость после слов короля об отмщении. Он с гордостью вспомнил, какую овацию устроили ему гугеноты.

Карлу было двадцать лет, еще ребенок! Но он царствовал. А королю вдвойне простительно эгоистичное тщеславие, порожденное криками «Да здравствует король!»

Затем перед Карлом предстало бледное лицо Колиньи, и король не мог поверить, что за суровым, но честным ликом воина может скрываться предатель. Потом все заслонила фигура королевы Екатерины. И Карл, сам не зная почему, вдруг задрожал, вспомнив о матери.

Наконец, перед мысленным взором короля предстал герцог Гиз; гордый, сильный, сияющий красотой. И король почувствовал себя рядом с этой фигурой маленьким, жалким и больным… Конечно, в Гизе гораздо больше было от короля… Но при этой мысли все в Карле закипело.

Потом король постарался успокоиться, вызвав в памяти картину марширующих войск, направляющихся в поход. Уйдут все: Колиньи, гугеноты, Гиз, Конде — все, кого он опасается, даже королевский братец Генрих Анжуйский. Они уйдут далеко-далеко, и, может, кое-кто не вернется… А все-таки он — умелый политик; поход на Нидерланды — прямо находка!

Тут в голову Карла пришли приятные мысли: о мире, о покое, о любви и о Мари Туше. Король закрыл глаза, улыбнулся и наконец заснул.

Такое случалось каждую ночь: король засыпал, измученный грезами, но последняя мысль его была всегда о Мари Туше, какие бы проблемы ни мучили короля в течение дня. Итак, Карл уже погрузился в сон, но тихий стук в дверь вернул короля к действительности. Он приподнялся на локте и прислушался.

В его спальне было три двери: одна большая, двустворчатая — через нее проходили придворные во время утренней церемонии — и две маленькие. Одна из них выходила в небольшой кабинет, откуда Карл мог попасть в столовую, а другая — в длинный узкий коридор, которым пользовались лишь два человека в Лувре — король и Екатерина Медичи. Стучали именно в эту дверь.

Карл вскочил с кровати, подошел к двери и спросил:

— Это вы, мадам?

— Да, сир, мне надо сейчас же поговорить с вами.

Король не ошибся: разбудила его именно Екатерина Медичи. Он огорченно вздохнул, потом наспех оделся, прицепил к поясу кинжал и открыл.

Екатерина Медичи вошла и, не вдаваясь в объяснения, приступила к разговору:

— Сир, сейчас в моей молельне собрались канцлер де Бираг, господин де Гонди, герцог де Невер, маршал де Таванн и ваш брат Генрих Анжуйский. Мы должны принять важные решения, чтобы обеспечить безопасность короля и государства. И они ожидают Ваше Величество, надеясь изложить вам наши планы.