Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Федеральный инспектор
Денис подозревал, что шеф вернется из Нижнего огорченным. Но такую степень нервного расстройства предвидеть было невозможно. Выражение «не в духе» представлялось географически некорректным – складывалось ощущение, что дух так и завис в Нижнем, подвяливаться горьким полустоличным тлением. А шеф – вот он, прибыл и вызвал.
И теперь из Дениса тоже дух вон. Совсем.
– Денис, – ласково сказал ГФИ. – Напомни, когда у Мухутдинова полномочия кончаются?
– 14 марта, – удивленно сказал Денис.
– А сегодня у нас что?
– 7 июля.
– И остается сколько? –
– Ренат Асрарович, не мучайте, – подумав, сказал Денис. – Что случилось-то?
– А ничего не случилось. Ничего, Денис Маратович, не случилось. Потому что мы, Денис Маратович, ни черта не сделали. И ни хера не подготовились к внесению. А вносить уже через месяц надо. И что?
– Так есть же список, – не понимая, сказал Денис.
– Нету! – воскликнул ГФИ и даже привстал. – Нету. Полпред его вот так вот взял, херакс – пополам, херакс – еще раз пополам. И нету списка. И сказал: вот, дорогие коллеги, из-за таких списков у нас вертикаль власти похожа на Пизанскую башню. Сначала, грит, предлагаем обсосов или кретинов с вот такими рылами, потом продвигаем их сквозь дождь и ветер, потом, грит, вытираем им носы и греем задницы. А потом начинаем снимать. Потому что они доказывают, что в самом деле обсосы и кретины. Спасибо, грит, Ренату Асраровичу за блестящую иллюстрацию. Вот. А от меня тебе, Денис, персональное спасибо. Помог произвести впечатление.
– Зачем вы так говорите, Ренат Асрарович? – спросил Денис. – Нам же сам полпред жесткую установку давал, как составлять. С партиями, с общественными организациями. На совете нашем обсудили…
– Да что твой совет! Шушеру набрали, теперь без вони и не выгонишь, – сообщил ГФИ и уставился в окно.
Денис не стал напоминать, что совет создан при ГФИ и по его инициативе. И шушеру из наиболее амбициозных чиновников и крикливых бизнесов ГФИ набирал самолично. И не он был виноват в том, что нижегородское начальство получило новые ЦУ и принялось претворять их в жизнь – со всей доступной полпреду живостью и последовательностью. Вины Дениса в этом тоже не было, но сегодня он был крайним. А крайнему лучше отмалчиваться, пока туча не опорожнится. Вот Денис и решил отмалчиваться.
Не удалось.
– Молчать будем или конструктив предлагать? – не отрывая взгляд от окна, осведомился ГФИ.
– Ну, что конструктив… Можно вернуться на исходные, взять лонг лист…
Зря Денис это сказал. ГФИ вместе с креслом подпрыгнул чуть ли не выше верхней кромки монитора.
– Лонг лист! Им даже задницу не вытереть – не расцарапаешься, так отравишься через анус. Мне этим лонг листом чуть щеки вчера не отрезали! Сказали, что я странно понимаю суть кадровой политики. Денис, ты не понял, что ли? В обоих списках – что коротком, что в лонге этом, – либо обсосы, либо люди Мухутдинова! Это что, операция «Спецпреемник»? Извини, у нас для удачного проведения таких операций другие люди есть. И не здесь.
Денис открыл было рот – но тут же и закрыл. Уставал он от таких разговоров. Да и чего было говорить? Вводная поменялась. Все свободны, все на свалку. Напрасными оказались несколько месяцев напряженной и неприятной работы, выматывающих консультаций, общения с настойчивыми людьми, почти каждый из которых пытался доказать, что именно он – тот, кто нужен Кремлю. Одни тупо пытались купить, другие просто хотели понравиться – но почти все стремились утоптать возможных конкурентов. От этих экскурсий в банку с пауками Денис устал страшно. На одно надеялся – что ГФИ после поездки в Нижний отпустит Дениса в отпуск. На неделю хотя бы. Личные дела в норму привести.
Надежда умерла. И явно не последней. Следующей, судя по Светкиным заявлениям, была любовь. А с верой Денис покончил давно и самостоятельно.
– В общем, ищи мне верного кандидата, – велел ГФИ и посмотрел на подчиненного.
– Хорошо, – ответил подчиненный и повернулся, чтобы идти. Делов то. Велели есть контакт, будем есть контакт.
И тут ГФИ сказал главное:
– Сегодня ищи.
– Как это? – не понял Денис.
– Вот так это, – устало ответил ГФИ. – Сегодня даешь мне список новых людей. И не обсосов. Помнишь, как Стендаль говорил?
У Дениса при слове Стендаль перед глазами возник только черный облезающий дерматин корешков четырехтомника в родительском шкафу, а потом – широкое красивое лицо актера из древнего боевика про пиратов. Он на всякий случай неопределенно усмехнулся.
– Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление, – объяснил ГФИ, видимо, словами Стендаля. – Понимаешь? Наша задача – найти того, кто оказывает сопротивление, измерить это сопротивление, опереться – и представить его руководству. Если убедимся, что человек, понимаешь, достоин. Понимаешь? Достоин. Все, иди. Вечером жду.
Денис сначала запретил себе хлопать дверью, потом плавно развернулся, вышел, умело не хлопнув дверью и дошагал до своего кабинета. Там он тоже не хлопнул дверью, аккуратно ее затворил и только после этого вполголоса сказал несколько десятков слов, которые не имели отношения к поставленной начальством задаче.
Задача решения не имела. Лонг лист можно было критиковать по разным причинам, но он ведь был исчерпывающим. За его пределами остались только маргиналы и реальные обсосы.
Денис понимал, что эта максима, как и всякое утверждение, была ложью. В лонг лист вошло пятьдесят два человека. В Татарстане жили 4 миллиона человек. Наверняка среди них можно было не найти, так самим вырастить из произвольно взятого эмбриона мощного и динамично развивающегося политика, который при этом гарантированно не оказался бы преемником Мухутдинова. Беда в том, что подобные селекционные мероприятия даже у Мичурина и даже с растениями занимали по нескольку лет – и без гарантированного результата. Экзерсисы с людьми были совсем неплодотворными, о чем свидетельствовала вся человеческая история и немножко культура (Галатея, Голем там всякий, чудовище Франкенштейна опять же). Правда, у России собственная гордость. Денис давно подозревал, что именно величина национальный гордости, а также само ее наличие у образования, традиционно относимого к женскому роду, мешает поступательному движению родины.
Был еще резерв «запредельщиков» – татар, живущих за пределами Татарстана. Москва почему-то никак не могла отделаться от убеждения, что республикой может править только представитель коренной национальности (это был третий параметр поисков). Лично Дениса это, во-первых, удивляло. При советской власти заявленный принцип опровергался постоянно – и ничего, Татария жила и благоденствовала. Во-вторых, такой подход Кремля федерального инспектора расстраивал. Вопреки фамилии, отчеству и записям в анкетных данных, Денис себя татарином не считал. И при получении первого паспорта, между прочим, записался русским – уж простите, по матери. Из новых паспортов графа «национальность» исчезла, зато торжество так называемого федерализма подняло нацменов на щит. Соответственно, публичного обсуждения проблем идентификации Денис Сайфиев избегал, с татарами, которые считали его своим, не спорил. Таких татар было немного – зато среди них был ГФИ. С его поддержкой Денис мог не опасаться за развитие карьеры, которое, естественно, в один Татарстан не уперлось. А то обстоятельство, что начальство вело происхождение из сибирских краев и родного языка почти не знало, позволяло и фединспектору поплевывать на всех недоброжелателей и на проблему изучения второго госязыка. Впрочем, необходимый минимум в 1000 слов Сайфиев освоил, и даже получил по этому поводу сертификат и похвалу начальства. Ведь от федерального чиновника знания basic tatar не требовалось. От него требовалось доскональное владение ситуацией по месту службы. А в этом владении язык был сугубо факультативным доминионом.