Эра войны. Эра легенд
Шрифт:
Роан терпеть не могла, когда что-то пропадало зря.
– Попозже, – ответила она. – Хочу до полудня управиться кое с чем.
Гиффорд едва не рассмеялся.
– Фоан, дело уже к вечефу.
– К вечеру?
Он кивнул.
Роан выглянула из окна.
– Да, похоже, ты прав. – Она смущенно посмотрела на него. – И ты здесь с самого утра? Прости. Я просто…
– Не нужно объяснять. Я знаю, ты занята. Все человечество зависит от взмаха твоего молота, но тебе нужно поесть.
– Да, наверное… – Роан оглянулась на ящики с железной рудой и значительно
Во двор въехала очередная телега. Опять привезли оружие. Девушка выбежала из кузницы.
– Откуда это? – донесся снаружи ее голос.
Ответом было перечисление деревень, о которых Гиффорд и слыхом не слыхивал. А Роан, похоже, знала каждую. Наверное, у нее в голове целый список, в котором она мысленно ставит галочки.
– Щитов достаточно, а мечей почему так мало?
Гиффорд не расслышал ответа: низкий мужской голос звучал не так звонко, как голос Роан.
Девушка оставалась во дворе, пока оружие не было полностью выгружено, а повозка не уехала. Только после этого она вернулась в кузницу, вытирая руки о фартук, и тут же направилась к горну.
– Фоан, тебе нужно поесть, – напомнил ей Гиффорд.
– Ты еще здесь?
– Да, Фоан, я здесь. А тебе все-таки нужно поесть. Ну… ты ведь знаешь, что такое еда? Это как топливо для очага. Если топливо не подкладывать в огонь, тот погаснет. Мы ведь не хотим, чтобы твой огонь погас, пфавда?
Роан усмехнулась.
Гиффорд опять потряс мешком с едой.
– Пахнет вкусно. Кажется, это жафеная куфица.
Девушка снова утерла пот со лба и неохотно отошла от горна.
– Давай поедим на воздухе, – предложил Гиффорд.
– Зачем? – Роан прожгла его проницательным взглядом.
Те, кто плохо знал ее, могли счесть этот взгляд подозрительным или обвиняющим, Гиффорду же он представлялся ясным лучом сосредоточенного ума, способного видеть сквозь тьму. Роан всегда пыталась дознаться до причины всех вещей.
– Хочу, чтобы ты повидалась со стафым дфугом, – ответил Гиффорд. – Тебе понфавится. Он тихий, но очень пфиятный, кфасивый и ослепительно яфкий.
Роан снова усмехнулась.
– Солнце?
Гиффорд улыбнулся в ответ.
– Снаружи очень хофошо. Я бы сказал, замечательно.
Роан, словно мать, вынужденная оставить младенца на попечение нерадивой няньки, оглянулась на руду, мерцающую в отсветах пламени. Гиффорд плотно сжал губы, представив, как однажды у Роан появятся дети, – скорее всего, на них она будет смотреть точно так же. Гиффорд не станет их отцом. Даже понянчить их не сможет; Роан не доверит ребенка жалкому калеке. От этой мысли ему стало больно, будто его ударили в живот, а горло сдавило так, что не вздохнуть.
– Что с тобой? – спросила Роан, остановив на Гиффорде яркий луч пытливого взгляда.
– Ничего, – выдавил он.
– Тебе нехорошо? Как ты себя чувствуешь?
Гиффорд приложил руку к груди.
– Немного солнца, и все пфойдет.
Они вышли из кузницы на залитый солнечным светом двор. До них доносились крики и звон железа – мужчины обучались ратному делу. «Жадный скупердяй, вот кто я такой, – корил себя Гиффорд. – Я должен радоваться, что она вообще со мной разговаривает. Если бы Ивер так ее не мучил, она бы со мной даже за стол не села. Давно бы вышла замуж за одного из сыновей Тоупа, и никто бы ей не позволил беседовать с увечным гоблином-горшечником».
Мысль была вполне благонамеренная, да только боль, пожирающая Гиффорда изнутри, от этого не уменьшилась. Когда появится более достойный мужчина – то есть практически любой другой, – он потеряет Роан. Нет, не любой другой. И не я. Ей нужен мужчина, чье прикосновение она сможет выдержать. Тот, кто заключит ее в объятия, и она не вскрикнет от ужаса. Гиффорд не сомневался, что такой день наступит. Обязательно наступит. Он неустанно молился Мари, чтобы та исцелила Роан и позволила ей жить обычной жизнью. Гиффорд верил, что его молитва будет услышана, и когда этот день придет, он будет радоваться за Роан, несмотря на то, что его сердце разобьется на мелкие кусочки, а счастье навсегда исчезнет из его жизни.
– Может, пфисядем здесь? – предложил он, указывая на нагретый солнцем уголок, поросший густой травой, – подальше от кузницы, чтобы удары молотов не потревожили их беседу.
– Погоди, – сказала Роан. – Почва еще влажная. – И она положила свой кожаный фартук на землю.
Гиффорд улыбнулся.
– Что?
– Ничего, – он покачал головой. – Пфосто это очень в твоем духе.
– Что в моем духе?
Просто я люблю тебя, вот и все; каждый мой вздох, каждая мысль, каждое биение сердца – для тебя, потому что ты – больше, чем человек; ты – целый мир, богатый, яркий, удивительный, волшебный, и я хотел бы до конца своих дней исследовать его леса, поля и ручьи.
– Обо всем думаешь.
Роан посмотрела на кусок кожи и пожала плечами.
– Просто не хочу, чтобы мы перепачкались в грязи.
Гиффорд открыл мешок с едой, и лицо Роан расплылось в улыбке.
– Ой, куриные ножки! – воскликнула она. – Обожаю куриные ножки! Я возьму одну, а ты бери вторую.
– Они обе для тебя.
– Нет, нет! – Она затрясла головой, вцепившись зубами в куриное мясо.
– Это не моя еда. Я пфосто посмотфю, как ты ешь.
– Поешь со мной. Очень вкусно. – Роан вытерла куриный жир с подбородка, взяла вторую ножку и протянула Гиффорду.
– Ну если только кусочек.
– Ой, тут еще желтый сыр! – восхитилась Роан, развернув тряпичный сверток.
Гиффорд смотрел, как она жадно поглощает свой обед. На тренировочной площадке воины отрабатывали удары; оттуда доносились отрывистые команды наставника-фрэя. Из кузнечной трубы поднимался дым, и весенний ветерок уносил его на восток. Роан все-таки заставила Гиффорда съесть немного курицы, прежде чем прикончила все до последней крошки.
– Славно здесь, пфавда? – Гиффорд улегся, опершись на локти. Руки съехали с кожаного фартука, и рукава намокли. – Давай так обедать каждый день. Что скажешь?