Эрбат. Пленники дорог
Шрифт:
— Ну, если так, тогда я, разумеется, согласен. Более того, приложу все силы для того, чтоб внести ясность в эту запутанную историю.
— Прекрасно.
— А я считаю, что надо принять более решительные меры — подал голос молодой рыхловатый мужчина с немного отечным лицом, стоящий позади трона Правителя. — Всю эту компанию, которая заявилось невесть откуда, надо отправить в подвалы стражи. И приставить к ним умелого инквизитора. А лучше — сразу нескольких. Костоломов в тайной страже хватает. И пусть дармоеды, которых в той страже набрано сверх всяких мыслимых и немыслимых пределов, поработают, оправдают свое немалое жалование. После хорошего допроса мы узнаем не только, кем они — эта пестрая компания, являются на самом деле, но и выясним, кто их послал, и что им пообещали за разыгрывание этого забавного спектакля на глазах не только наших дворов, но и иноземных послов.
— Дорогой брат, — с чуть заметным неприятным оттенком в голосе спросил Правитель, — вы считаете, что я не в состоянии решить данный вопрос самостоятельно?
— Я только высказал свое личное мнение. Но мне бы очень хотелось, чтоб к нему прислушались. На этом я готов настаивать.
— Я же, со своей стороны, бесспорно, высоко ценю ваше мнение, и обязательно приму его во внимание, если в том возникнет необходимость.
— Однако — стал повышать голос рыхловатый, — однако, мой совет остается прежним, и я настаиваю…
— Дорогой брат, я высоко ценю ваши советы, но в данный момент испытываю нужду лишь в советах человека, разбирающегося в подобных инцидентах — отрезал Правитель. — Итак, барон, ваше мнение о принятых мною решениях?
— В этих указаниях Вашего Величества относительно предлагаемых вами мер я не нахожу никаких нарушений законов и традиций. Мое единственное замечание относится ко всей нелепости данной ситуации. Более того, осмелюсь высказать свое мнение: вопиющей нелепости! Несмотря на уже существующие исторические прецеденты. Подобные инциденты отнюдь не идут на благо Харнлонгра.
— В данном мнении, барон, я вас полностью поддерживаю. Теперь насчет вас — и Правитель снова посмотрел на меня. — Обвинения против вас выдвинуты серьезные, но вы их и не отрицаете. Причины, побудившие вас пойти на нарушение закона, я сейчас не рассматриваю. Для этого в нашей стране существуют дознаватели. Возможно, ваши намерения изначально и не были преступными, но они привели к весьма неожиданным и непредсказуемым последствиям для трона и для страны. Из каких бы благих побуждений вы не исходили, однако власти закона в нашей стране никто не отменял. До окончания следствия вы задерживаетесь, и все это время будете содержаться под стражей.
— Но, Ваше Величество, за что? — чуть ли не в один голос ахнули Вен и Дан.
— Глупый вопрос, но я на него отвечу. Эта женщина задержана по обвинению в краже, а также по требованию герцога Стиньеде, против обоснованных требований которого мне нечего возразить — осадил их Правитель. — Что касается вас, молодые люди, то на данный момент вы не можете просить ни за кого. Даже за себя. Но если верно утверждение, что один из вас — настоящий принц Харнлонгра, и в действительности тот, за кого себя выдает, то подлинность ваших слов докажет следствие, и вы, разумеется, немедленно будете освобождены. Ваша же спутница, насколько я понял, моя подданная. Следовательно, в отношении нее я могу и должен поступать исходя из законов мой страны.
— Ваше Величество, — снова заговорил Дан, — эта женщина выполняла мою просьбу, точнее, мой приказ, и я вместе с ней и в раной степени несу ответственность за…
— У нее, надеюсь, имеется своя голова на плечах — отрезал Правитель. — Все, ничего больше об этом я слышать не желаю!
— А пропавшие ценности… — все не мог угомониться герцог Стиньеде.
— Отныне все вопросы о них — в тайную стражу!
Глава 12
Я еще раз, уже который по счету, с тоской оглядела унылые стены вокруг. Теперь хотя бы буду иметь представление о том, как выглядят застенки. Длинный широкий коридор, вдоль которого с двух сторон тянутся решетки, разгороженные между собой на узенькие клетушки. Каждая — три шага в ширину, пять — в длину. Не разгуляешься. Все на виду, от чужих глаз не спрятаться даже на мгновение. Оказывается, это очень тяжело, когда у тебя нет возможности хоть ненадолго побыть одной, без всевидящих глаз и стражников, и узников в соседних клетушках. Вообще-то эти клетушки гордо именуются камерами, но я по себя называю их по-деревенски — закутками.
Хорошо еще, что в этом застенке имеется разделение на мужскую и женскую половины. В основном здесь сидят мужчины, но небольшая часть закутков в конце длинного коридора отведена под женские камеры. Неприятно, конечно, да делать нечего. Все же сидеть с женщинами полегче, чем среди мужчин, хотя бабоньки косятся на меня с заметным недовольством: свалилась, дескать, сюда невесть зачем и откуда, краля такая!.. А я, в своей нарядной одежде, и верно — выделалась ярким пятном среди потрепанных жизнью уличных девиц, нищенок и наглых воровок, ожидающих отправки по этапу.
С мужской половины то и дело доносились крики. Там заключенные то и дело выясняют между собой отношения, а еще, от нечего делать, то и дело пытаются докричаться до женской половины. Скучно людям, пытаются развлечься хотя бы игривыми разговорами…
Но это далеко не самое неприятное. Здесь и угнетает, и давит все: и серые стены, и слабый свет, проливающийся сверху, через узенькие запыленные окна, и затхлый, спертый воздух, и окрики охранников, и многое другое, о чем не знаешь, находясь на воле. Жесткая деревянная лежанка, грубо сколоченная из плохо струганных досок, нахальные крысы, чуть ли не в открытую бегающие по коридорам… Ругань озлобленных узников, чьи-то крики и днем и ночью, безвкусные слипшиеся комки серого пшена, по недоразумению именуемого кашей, и которую надо было есть руками — ложки в застенке не положены…
Единственное, что было хорошим за эти дни — так это то, что я, наконец, смогла выспаться от души. Давно такого удовольствия не испытывала! Непривычно, когда тебе некуда бежать, незачем спешить, и можно лежать, сколько захочется. День это занятие мне нравилось, а на второй день надоело до одури. Не могу сидеть просто так, без дела. Тошно. И что хорошего люди находят в ничегонеделании? Сдуреешь от тоски…
Но главное, что выводит из себя — это беспросветное уныние, которое просто разлито в воздухе. Кажется, оно настолько ощутимо, что его можно даже потрогать рукой… Я здесь всего третий день, а мне уже тяжело до того, что готова начать выламывать железные прутья, лишь бы вырваться отсюда на свежий воздух, подальше из этого каменного мешка. Да, Марида была права — тюрьма для эрбатов смерти подобна. Таким, как я, здесь, запертым среди каменных стен, не выжить. Мне уже начинает не хватать воздуха, кажется, что стены вот — вот рухнут на меня, и придавят своими серыми обломками… Безумно хочется на свежий воздух, под бездонное небо, к пьянящему ощущению свободы… То и дело накатывает беспричинная злость, которую пока удается гасить… Главное сейчас — никому не показать, как мне плохо. Стражники ж не дураки, и те из них, что в возрасте, могли в прошлом видеть, как ведут себя эрбаты в тюрьме… Сопоставить внешние признаки не сложно… Если, конечно, это кому-то из них придет в голову.
Народу в закутках хватает. В основном в каждом сидит по одному человеку, но в тех, что размерами побольше находятся и по два, и по три бедолаги вместе. За прошедшие три дня в тех закутках, где сидят не по одному человеку, уже несколько раз вспыхивали шумные ссоры, часто заканчивающиеся драками, причем стражники не всегда вмешивались в эти шумные разборки заключенных. Чем они руководствовались при выборе — вмешиваться в очередную свару, или пустить дело на самотек, я пока что не поняла… А уж запахи здесь — бр — р. — р! Понимаю, отчего стражники такие злые! Посиди здесь, пусть просто охраняя, и, даже если ты каждый день можешь выходить отсюда — все одно взвоешь! Я уже на третий день сидения в этом подвале была готова кидаться на решетку, лишь бы убраться из этого каменного мешка как можно дальше! Одно дело, когда эти застенки в разговоре упоминаешь, и совсем другое, когда сама в них оказываешься. Разница, скажем так, весьма заметна…