Эрбат. Пленники судьбы
Шрифт:
— Не понимаю! — снова встрял Стерен, и в его голосе была искренняя досада. — Ты, парень, разве сам не видел, что именно сюда вам не стоит лезть? Любому понятно, что следовать вам нужно было уж никак не там! Так какого… ты туда поперся? По крайней мере, пошли бы кружным путем, вот здесь — и старый солдат снова стал тыкать палочкой в песок. — Это ж любому понятно, у кого глаза есть, и ума толика имеется! Так как же князь вас мог сюда направить? Разве не видно — это ж яма посреди скал! Лучшего места для засады не придумать при всем желании!
— Что поперся, спрашиваешь? — а в голосе Гайлиндера настоящая горечь и усталость. — А я, по-вашему, этого не понимал? Тоже не без глаз… Только вы бы как поступили на моем месте? Полученный приказ надо выполнять, нравится это тебе, или нет. И, Всеблагой тому свидетель, как же я не хотел туда идти! Но приказ есть приказ, тем более за подписью и печатью, и тут уж ничего не поделаешь. Это армия, то есть, прежде всего — подчинение и строгое выполнение полученных указаний. Так что куда нам было указано, туда мы и пошли… И вот результат… Знаешь, что больше всего не дает мне покоя? Не только воспоминания о том, что мои люди погибли страшной смертью, но и осознание того, сколько же детей одним разом было лишено отцов, сколько родителей потеряли своих сыновей… В моем отряде было немало пусть и достаточно опытных, но молодых солдат…
— Это все правильно, только… Да, жаль парней!
— Не то слово! Знаете, какие у меня были люди в отряде? Лучше и придумать нельзя, до сих пор по ночам снятся, что-то говорят… Я все время вспоминаю тот последний день, когда еще мы были все вместе. Все шло нормально до того времени, пока нас не догнал посланник от князя Айберте, и мы не сменили маршрут. А стоило нам оказаться вот здесь — и началось!.. Море огня, крики людей, ржание горящих заживо лошадей… Как мы умудрились выжить — не знаю! Сейчас мне кажется, что меня, и тех, кто находился рядом со мной — нас как бы отсекали от основного огня… И выжили только те, кто был рядом со мной… Все остальные были убиты. Я видел, как колдуны добивали случайно выживших, а вот нас они не тронули… Почему?
Понятно, Гайлиндер рассказывает о том, как его отряд нарвался на засаду. Непохоже, что он не пытается оправдаться, скорее старается вновь и вновь восстановить цепочку событий. Наверное, он это уже проделывал сотни раз.
— … Я с той поры попытался кое-что разузнать, — продолжал Гайлиндер, — сопоставлял факты, восстанавливал произошедшее по памяти, кое-что мои парни запомнили… Такую огненную западню, куда мы попали — ее, просто так, без подготовки, не устроишь. Отряд наш был немалый, солдаты опытные, закаленные в боях — новобранцев у меня почти не было, и чтоб погибли практически все, никто не смог вырваться… Это сложно представить.
— Почему же, разное бывает…
— Нет. Меня еще тогда, в том проклятом ущелье, где нам устроили огненную ловушку, удивило то, что впереди отряда, там, где я ехал, огонь был слабее. А ведь должно быть наоборот: классическая западня — огнем отсекается вход и выход из ущелья, то есть перекрывается голова и хвост колонны, чтоб ни у кого не было возможности покинуть это место, и народ оказался как бы в котле, затем искусственно создается паника, а потом идет добивание частично деморализованных сил… В нашем же случае было несколько не так: все, кто следовал за нами, сгорели, а мы лишь обгорели. Правда, стоит признать, что обгорели мы здорово. Я был уверен, что мы не выживем, тем более, что колдуны раненых в плен обычно не берут — убивают на месте. Но, что самое удивительное, нас подобрали, стали лечить… Не вписывается в обычные действия колдунов Нерга. Кстати, нас тогда не четверо было, как сейчас, а пять человек. Один умер, так и не оправившись от ранений — ожоги были слишком глубокие…
— Возможно, вас взяли как «языков». Для последующего допроса с пристрастием. Сами знаете: сведения о военных силах противника никогда не бывают лишними. А ты сам сказал: вы пострадали меньше других, так что вполне годились для… приватной беседы.
— Нет. Нас, после того, как раны чуть зажили, отправили сюда, так сказать, на сохранение и сбережение, но что самое интересное — за все это время ни разу не допрашивали. А так быть не должно — пленных обычно берут для допроса, а тут… Надо же: проявили несвойственную им гуманность, подобрали, выходили — и никакого интереса к тем сведениям, которые нам были известны. Значит, все данные о нашем полке колдунам были известны уже заранее, и те крохи знаний, которые они могли получить от нас, были им уже неинтересны. У меня первые серьезные подозрения по этому поводу стали возникать еще в то время, когда я стал приходить в себя после ранения. Ведь для чего-то князь Айберте отправил нас к месту дислокации кружным путем, когда можно было быстрей и проще дойти вот так, не мудрствуя лукаво, и не забираясь невесть куда… Ну, князь, попади ты мне в руки! Конечно, в любом суде мое слово против его… Только вот я, пожалуй, смогу доказать его предательство, а парни из моего отряда, те, что остались в живых, могут подтвердить мои слова…
Я не стала слушать дальше. Если слова Гайлиндера верны (а, судя по подтверждению его солдат, все именно так и было), то вывод из всей этой неприятной истории может быть только один. И так было понятно: их накрыли огнем, словно крышкой, из-под которой было не вырваться. Слишком тонкий расчет, недаром почти никто из четырехсот человек не сумел спастись. Ну, почти никто…То море огня должно быть подготовлено заранее, и не просто подготовлено, а вся операция тщательно продумана, иначе бы из того ущелья спаслось куда больше людей. Опытных солдат так просто не взять, даже на летящий с неба огонь…
Мне бы хотелось о многом расспросить Гайлиндера, или хотя бы просто поговорить с ним наедине… Уверена, и ему хочется узнать о судьбе своих близких, получить ответ на многие вопросы, только вот только сейчас нам не до разговоров. Да и не хочется говорить при всех…
Гайлиндер… В этом израненном, обожженном человеке почти ничего не осталось (во всяком случае, внешне) от того светлого, счастливого юноши, который радостно встречал каждый день жизни. Мне было больно видеть этого рано поседевшего человека и осознавать, что вольно или невольно, но я имею отношение к тому, что с ним произошло.
Почему я? По той простой причине, что Эри — моя двоюродная сестра. Кузина, как сказал бы Вен… Именно ее стремление к богатству, титулу, положению в обществе и привело к этим ужасным последствиям. В принципе, наше стремление к лучшему — вполне естественное чувство, и в этом нет ничего плохого. Каждый из нас в жизни хочет достичь чего-то большего, и это правильно, за подобное не стоит осуждать. Наоборот: надо радоваться, что некто стремится подняться над обыденностью. Плохо, что иногда при этом рушатся чужие судьбы…
Дорогая кузина, ты знала о том, что произошло с Гайлиндером? Судя по некоторым твоим оговоркам тогда, в застенке Стольграда, знала… Ну, если не знала точно, то догадывалась. Догадывалась и молчала. Ты и Гайлиндер… То, что вы оба любили друг друга — это признавали все. Знает это и князь, который тоже любит тебя больше жизни. А вот любишь ли князя ты? То, что ты предпочла князя Айберте своему жениху… Ну, об этом судить не мне. Перед тобой стоял выбор: любовь совсем небогатого парня с одной стороны, и титул, богатство, более чем обеспеченная жизнь — с другой… Ну, каждый сам решает, как он будет строить свою судьбу, и посторонним не стоит влезать со своим мнением в чужие отношения.