Ересь
Шрифт:
Тихо клацнула задвижка, и передо мной вновь предстал Годвин. Он прикрыл за собой дверь, остановился и покачал головой будто в такт каким-то своим мыслям.
— Простите, что бросил вас одного, доктор Бруно. Ректор Андерхилл решил срочно обсудить, какие из книг Роджера Мерсера должны быть переданы в наше собрание. Вам удалось найти то, что вы искали? — любезно уточнил он.
— Боюсь, мастер Годвин, до ваших книг добрались крысы, — прошептал я, жестом поманив его к себе.
Я раскрыл книгу на испорченной странице
— Кто?! Кто посмел?! — заорал он и вдруг оглянулся через плечо, словно испугался, что нас могут подслушать. — Как вы об этом узнали?
— Листок с вырезанными строчками вчера ночью подсунули мне под дверь.
— Но зачем? — Годвин вытаращился на меня как на опасного безумца.
— Прочтите то, что осталось, — шепнул я.
Он поднес книгу ближе к глазам и бегло просмотрел страницу, а когда вновь поднял глаза на меня, было очевидно, что библиотекарь потрясен до глубины души.
— Игнатий, — прошептал он. — Я — пшеница Господня… Как там дальше, я в точности не помню, но как раз эти слова и вырезали, верно? Там было что-то о хищниках, о зубах хищников.
Я кивнул. Годвин снова заглянул в книгу и медленно выдохнул.
— Вот, значит, что. Думаете, это как-то связано со смертью Роджера?
— Думаю, что именно на эту мысль и хотел навести меня тот, кто послал мне эти строки.
Годвин закрыл книгу и нахмурился, глубокие морщины избороздили его лоб.
— Извините за вопрос, доктор Бруно, но почему он обратился именно к вам?
Я помедлил, прикидывая, что можно открыть этому человеку, а о чем лучше умолчать.
— Дело в том, что я одним из первых был вчера утром в саду, когда на доктора Мерсера напала собака. — Я еще более понизил голос, так что лишь стоя вплотную ко мне Годвин мог разобрать слова. — И то, что я обнаружил в саду, натолкнуло меня на мысль, что смерть Мерсера не была случайной.
Годвин широко раскрыл глаза.
— Но ведь говорили, что калитку забыли запереть, и бродячий пес зашел…
— Да, ваши коллеги не пожелали принять мою версию. А кто-то, напротив, решил укрепить меня в убеждении, что смерть была не только не случайной, но продуманной и спланированной. — Я кивком указал на книгу, которую Годвин все еще держал в руках.
Библиотекарь зачем-то внимательно осмотрел переплет — так, словно сама книга могла заговорить и объяснить, что происходит. Затем взгляд его вновь обратился ко мне.
— По вашему мнению, кто-то хочет дать понять, что Роджер мученик?
— Не знаю, — честно признался я. — Но этот кто-то старается привлечь мое внимание к очевидному сходству между его смертью и смертью Игнатия. Хотя непонятно, для чего превращать доктора Мерсера в мученика?
Мой шепот повис в воздухе. Годвин молча смотрел на меня.
—
— Кто имеет доступ к книгам в дальней комнате? — спросил я.
— У каждого члена колледжа есть ключ от библиотеки, но прежде, чем вынести книгу из хранилища, необходимо обязательно предупредить меня и расписаться в тетради. Студенты пользуются библиотекой только в моем присутствии, и я должен следить за ними, но… но я не всегда так уж бдителен, — огорченно признался он. — Порой мне бывает нужно отлучиться, и, если тут сидят два-три студента и работают, зачем же я буду отрывать их и выгонять из читальни? Украсть книгу кто-нибудь из них на глазах у товарищей вряд ли смог бы, да и за библиотекой присматривают в мое отсутствие.
— Похоже, кто-то злоупотребил вашим доверием, — заметил я.
Лицо Годвина вновь омрачилось — он уже думал не о загадочной смерти коллеги, а только о вандализме, учиненном в его владениях.
— Но вчера я сидел тут до без пятнадцати пять, а затем запер дверь и вместе со студентами, которые сидели в читальне, отправился на диспут.
— А до этого ни разу не отлучались?
— Вы задаете вопросы, доктор Бруно, прямо как настоящий следователь. — Годвин выдавил из себя усмешку, но глаза его смотрели настороженно. — Наверное, я пару раз отлучился по нужде, хотя в точности не помню. Однако отлучался я совсем ненадолго, за это время такое, — он стукнул кулаком по злосчастному Фоксу, — не сотворишь. Очень уж аккуратно вырезаны строчки, а если бы злоумышленник торопился да поглядывал через плечо, у него бы рука дрогнула.
— Пожалуй, — согласился я. — Но ведь кто-то мог зайти, пока вы были на диспуте?
— Как я уже говорил, ключи есть у всех членов колледжа, а они все присутствовали на диспуте. — Но тут взгляд его метнулся в сторону.
Все, кроме Джеймса Ковердейла, подумал я, но он-то как раз всеми силами отводил меня от подозрений насчет убийства.
— И больше ни у кого ключа нет?
— Только у ректора. И… да, конечно… — Он осекся.
— У кого? — не отставал я.
— Иногда мистрис София пользуется ключом своего отца, — произнес библиотекарь, прикрыв рот рукой, как будто собирался кашлянуть. — Она воображает себя студентом не хуже иных прочих, а ректор ей в этом потакает. Наверное, из-за того, что он потерял сына. Впрочем, это не мое дело, — добавил он, покачав головой. — Я бы, будь у меня дочь, не распускал ее так, ибо женский ум не предназначен для учения. Я давно уже опасаюсь за ее здоровье. Хорошо еще, что девушке разрешается находиться здесь лишь в те часы, когда нет студентов, иначе они все собрались бы вокруг нее, точно мартовские коты, а такого в своей библиотеке я не допущу, доктор Бруно, ни за что не допущу. Так что пусть уж лучше она открывает дверь своим ключом, когда молодые люди уходят на лекции.