Еретик
Шрифт:
— Гляньте, как там Нил? — бросил он через плечо.
— Поднимается. Быстро поднимается.
Эфиоп крякнул и, подавая пример, с трудом затиснул широкие плечи в пролом. Упираясь ногами, влез целиком и закашлялся. Жидкая, скользкая грязь на дне водовода воняла гнилой травой и тухлой рыбой.
— За мной, — коротко скомандовал он таким же, как он, добровольцам и, не теряя ни мгновения, стремительно пополз вперед — в неизвестность.
Нет, кое-что Менас и Аарон о том, что его ждет впереди, рассказали, но этот
— Все акведуки перекрываются на выходе здоровенным жерновом.
— Жернов стопорится снаружи. Изнутри акведука его ни подцепить, ни откатить.
— И рядом обязательно стоит охрана — круглые сутки.
Грязь под ним внезапно повлажнела, затем стала мокрой, и Зубайр с трудом подавил рвотный позыв и, чтобы не думать о неизбежном, пополз по скользкой грязи еще быстрее.
«Только бы успеть до подъема Нила…»
Об этом Аарон и Менас предупредили особо.
— Если не успеешь до того, как Нил поднимется до уровня акведука, потопнете там внутри, как котята.
И даже сделанный им лично пролом в таком случае не спасал — просто потому, что и пролом должен был оказаться ниже уровня Нила. А вода уже поднималась. Но главное, что знал Зубайр: если он не прорвется в крепость до того, как гарнизон Трои ударит в спину Амру, погибнет не только Амр, погибнет все.
— Сколько уже внутри? — бросил он через плечо.
— Четырнадцать… — гулко отозвались сзади. — Уже пятнадцать…
«Битком…»
Больше полутора десятков человек на полусотне шагов от пролома до жернова и не могло поместиться, и Зубайр старался не думать, что в первое время, когда он выберется наружу, если он туда выберется вообще, рядом с ним будет совсем немного людей: двое, трое. А воды в акведуке было уже — на полторы-две пяди.
Спасаясь от мыслей, хлюпая грязью, он сделал еще рывок… и тут же ударился лбом.
«Все?»
Поднял руку, ощупал: перед ним была стена — скользкая от наросшего ила и совершенно гладкая, без единого шва. Это был жернов.
— Ага… — проронил он и начал ощупывать препятствие — пядь за пядью.
Чуть выше головы прощупывалось круглое отверстие.
— Там, в центре жернова должна быть пробка, — сказал Аарон. — Она забита снаружи. Если сумеешь выдавить…
Зубайр сунул руку в воду под собой, достал из мокрой, скользкой, набитой жидкой грязью сумки зубило и молоток, поднял руки и кое-как примерился и ударил.
«Есть!»
Пробка вылетела, а Зубайр глотнул, оскальзываясь в грязи, приподнялся и глянул в круглое отверстие. Прямо перед ним сиял начищенной медью византийский доспех.
«Охранник…»
— Лук… — прошептал он через плечо. — Нет, не этот… детский дайте.
Нормальный лук развернуть внутри было невозможно. Зубайр уже примерял, едва подполз к акведуку — в самом начале.
Ему подали лук, и Зубайр, стараясь не глотнуть поднявшейся до подбородка
— Аллах Акбар… — потрясенно прошептал Зубайр.
Его специально предупреждали, что этого не произойдет, — просто потому, что жернов всегда застопорен снаружи. Но это произошло.
Федосий наблюдал за происходящим из башни соседнего Родоса, в двух сотнях шагов. Он видел, как по его письменному, отправленному стрелой приказу открыли ворота Трои, как стремительно выбежали из крепости отборные отряды, и как аравитяне, увидев, что им вот-вот ударят в спину, стали быстро перестраивать ряды.
— Не успеют, — хохотнул Феодосий.
Сейчас все самые слабые воины аравитян были в хвосте колонны, а значит, когда Амр выполнит маневр, этого «хвоста» просто не станет, — посекут всех. И аравитяне окажутся в еще меньшем численном составе.
А потом он вдруг увидел, что земля у выхода из Троянского акведука черна от воды, а прямо по двору крепости в сторону ворот — один-одинешенек — мчится здоровенный эфиоп — грязный и мокрый.
— А это еще кто?
Он повернулся к приближенным.
— Кто это?!
А тем временем эфиоп в два удара зарубил обоих охранников и приник всем телом к вороту титанического засова.
— Куда вы смотрите?! — заорал Феодосий. — Ворота! Ворота держите!
Но все до единого воины Трои стояли на крепостных стенах и с азартом наблюдали за развитием событий там, за пределами крепости.
— Во-ро-ота! — заорал Феодосий.
Но было поздно. Ворота дрогнули, разошлись, и внутрь неприступной крепости хлынули как бы занятые осадой соседнего Вавилона евреи — единым неудержимым потоком.
Симон отшвырнул перегородившего ему путь монаха и толкнул дверь. Фома стоял у окна и с интересом наблюдал за тем, как уходит за горизонт оранжевая комета.
— Мир тебе, настоятель…
Фома обернулся, и его брови изумленно поползли вверх.
— Симон? Ты?!
Симон кивнул и, хлопнув ладонью в лоб сунувшегося за ним охранника, притворил дверь.
— Елена здесь.
Фома растерянно моргнул, сипло прокашлялся и осел в резное кресло.
— Насколько это достоверно?
Симон подошел и осторожно положил медальон из оникса на стол. Фома глотнул, потянулся, но в последний миг отдернул руку.
— Я не хочу с этим связываться.
— Я тоже не хочу, — пожал плечами Симон, — однако, ты же знаешь, что бывает с теми, кто преступает клятву.