Еретик
Шрифт:
Он поднялся. Кровь стучала в голове, в груди, в раненой руке, сползала по ребрам под разодранной рубахой. А шальной взгляд впитывал картины смерти. Три неподвижных и два шевелящихся изрезанных тела. Оторванная голова.
– Они пытались тебе отомстить. За одного - пятеро.
Еретик перешагнул через обезглавленный труп.
Воин поднял перед собой меч. Помедлил. Стоит ли отдавать воинские почести простолюдинам?...
Откуда ты пришел?
Он отсалютовал поверженным крестьянам. Пять мертвых и...
Взгляд замер на бесформенной массе, распластавшейся над человечьими останками.
–
Пес дышал, но с каждым вздохом из тела бесстрашного бойца уходила жизнь.
"Так нельзя! Почему?!"
– Лембой! Лембой!!
Окровавленная морда доверительно потянулась к хозяйской руке.
– Нет! Почему ты?... Еретик, почему он?
– отчаянные блестящие глаза взирали на юношу.
Тот присел возле умирающего зверя, погладил по спине, мимоходом коснулся рваной раны, зияющей в боку.
– Он прикрыл тебя и отдал свою жизнь за твою...
Сдавленный стон утонул в собачьей шерсти, бурой от пролитой крови.
На плечо опустилась твердая рука.
– Жди. Я вернусь.
С этими словами Еретик поднял массивную тушу собаки на руки так, будто она не весила ровным счетом ничего. Воин проводил его отрешенным взглядом. Не осталось ни вопросов, ни удивлений. Одна лишь тоска. В пустоте...
Звезды померкли, и ночная тьма уступила небесный купол серому рассвету. Рыхлые громады облаков выплыли из-за горизонта и принялись ткать паутину дождя. Редкие капли падали на лицо человека, и стекали по щекам вместе с такими же редкими, но горячими каплями, родившимися в тучах, сгустившихся в душе.
Смерть - переправа. Конец и начало.
Дождь зашуршал в кронах деревьев. Зашелестел кустарник. Полегла под холодными струями лесная трава. На шорох приближающихся шагов Воин не обернулся. Сидел, прислонясь к сосновому стволу, и смотрел перед собой. Такой же застывший и бледный, как тела на поляне. Еретик остановился перед ним.
– Похоронил?
– губы выдохнули бесцветный вопрос.
Ответа не последовало.
– Можешь считать, что я пуст, что я ценю свою жизнь на гроши! Черт с тобой!
– в его глазах поднялась пелена бессильной ярости.
– Но одиноким меня сделала не жизнь, а смерть! Эта слепая мерзавка с косой! Думаешь, я родился с мечом и на коне? Так думаешь?!... У меня была семья. Брат. Любимая. Но их не стало. Вот так же, как Лембоя! В один проклятый миг... И нет. Никого.
Тень за спиной Еретика качнулась.
– Что, ты и твои предки растеряли дар речи?!
– Воин стиснул кулаки.
И тут из леса раздалось отчетливое - "аув!"
Гневная маска стекла по лицу, и ее место заняло изумление.
– Лембой...
Он медленно встал, цепляясь за древесный ствол здоровой рукой.
– Лембой!
Огромный серый пес выскочил из зарослей и бросился к хозяину, неистово виляя хвостом. Воин опустился на колени перед собакой. Мгновение сомнений верить ли своим глазам - рассыпалось прахом. Он обнял мощную шею боевого друга и прильнул щекой к мокрой косматой морде.
– Ты восстал против смерти, Воин. В этом нет смысла. Смерть неизбежность, без нее не существует жизнь. Роковой случай, несущий гибель дорогого тебе - вот истинный враг.
Воин не довел до ума услышанные слова.
– Как ты это сделал, парень?!
– воскликнул он, взглянув на Еретика.
– Как ты его вернул?
Тонкая улыбка окрасила мертвенно-белое лицо в розовые тона зари.
– Он отчаянно сопротивлялся переходу, и я дерзнул показать ему другую дорогу. Надеюсь, предки не осудят меня. Но он пожелал остаться на твоем берегу и остался, чтобы идти с тобой до твоего конца.
Воин выпрямился и погладил преданного пса. Тот, как водится, сидел у хозяйских ног.
– Вот что, парень... Еретик ты, или кто там еще, мне неведомо. Но я тебя больше не держу. Валяй на все четыре стороны.
– Разве ты не хочешь, чтобы я остался?
Вопрос застал Воина врасплох.
– Ты что, не понимаешь? Ты больше не пленник. Всё. Иди. Я найду, как заработать пару золотых монет. Считай, ты завоевал свою свободу.
Улыбка притаилась в проницательных черных глазах.
– Я оставлю тебе то, что стоит у меня за спиной. И заберу это назад при следующей встрече. А пока - прощай.
Невысокая фигура в черном плаще с капюшоном скрылась за потоками дождя.
Заржал забытый конь. Воин опомнился.
– Пора и нам убираться с этого проклятого места. Верно, Лембой?
Пес, услыхав свое имя, вильнул хвостом.
Напоследок Воин все же осмотрел поле боя. Особенно интересовало его обезглавленное тело. Теперь, когда горячка ночного сражения исчезла, он мог до деталей вспомнить всё, что творил его меч. А это "рукоделие" в памяти не отложилось. Приписывать сей подвиг псу было бы неразумно, и он, усмехнувшись, оглянулся туда, где скрылся таинственный юноша.
– А парень-то не промах. Такой не пропадет! Верно?
Бессловесный собеседник деловито чесал ухо задней лапой.
Воин еще раз рассмотрел голову бедолаги, оторванную мощными когтями, и отшвырнул ее в кусты. Вытер руку о мокрую траву, поймал узду коня и вскочил в седло.
– Вперед, Лембой!
* * *
Знойное лето кануло в пучину прошлого, и образ юноши-еретика засосало в одноликую череду дней, будто в болотную топь. Воин уже не поручился бы за то, что таинственный пленник - не изощренная игра его воображения. Но нечто неотступно следовало по пятам, периодически напоминало о себе беззвучными непонятными словами и странным туманом, вытесняющим сны. В одиноких скитаниях, в боях, в воспаленном бреду - оно сохраняло одну и ту же личину. Тень. Мутная холодная тень за спиной.
Высокородная дама, соизволившая навестить раненого телохранителя, обронила: "Ты прямо-таки заговоренный воин! Когда встанешь на ноги, я сделаю тебя старшим в отряде моей стражи. Это для начала". Оправившись от раны, Воин без лишних разговоров покинул богатый дом. "Я свое дело сделал, - объяснил он верному псу.
– А жизнь в ее хоромах - не по нам. Верно?" Лембой, разумеется, согласился с хозяином. А тень за спиной качнулась отчетливыми словами: иди и помни...
Через несколько месяцев, когда мрачное северное небо изрыгало тяжелые мокрые снега, Воин убедился, что провидение действительно надежно его охраняет. Была ли то "сила предков" или еще какая-то "сила", он не знал. Но после ожесточенной схватки из двенадцати опытных бойцов в живых остался лишь он один, "младшой" - как его называли в дюжине.