Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
Шрифт:
– Какое невероятное совпадение, мадемуазель: Нэнси Дьюкейн, только что убившая троих и намеревающаяся убить еще и вас, бежит с места преступления, и ее застигает не кто иной, как ваш будущий муж!
Дженни выдавила едва слышное «да».
– Пуаро не любит таких совпадений. Вы снова лжете, как лгали и тогда, когда мы встретились.
– Нет! Я клянусь…
– Зачем вы взяли комнату в отеле «Блоксхэм», зная, что именно там Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус встретили свою смерть? Вижу, на этот вопрос у вас нет ответа!
– Дайте мне сказать, и я отвечу на все ваши вопросы. Я устала бежать. Мне показалось, что это самый простой способ покончить со всем.
– Неужели? И вы спокойно
– Да.
– Тогда почему, обращаясь к мистеру Лаццари, управляющему отеля, вы просили у него комнату «скорее, скорее», как будто продолжали от кого-то бежать? И раз уж вы, кажется, не ранены, то чья это кровь была на полу комнаты номер 402?
Тут Дженни, не садясь, заплакала и стала еле заметно раскачиваться из стороны в сторону. Пуаро встал и подвел ее к стулу. Он сказал:
– Присядьте, мадемуазель. Теперь моя очередь постоять, а заодно и рассказать вам, как именно я узнал, что в ваших словах до сих пор не было ни капли правды.
– Тише, Пуаро, – предостерег я его. У Дженни был такой вид, будто она вот-вот упадет в обморок.
Но бельгийца это, похоже, не тревожило.
– Об убийствах Харриет Сиппель, Иды Грэнсбери и Ричарда Негуса было объявлено в записке, – сказал он. – «Да не покоятся они с миром. 121. 238. 317». Это заставило меня подумать: убийца, который, преисполненный спокойной решимости, входит в отель, подходит к стойке портье и кладет на нее записку с объявлением о тройном убийстве, и человек, который затем в панике выбегает на улицу и при свидетеле роняет два ключа – одно ли это лицо? Или нам следует понимать так, что страх овладел Нэнси Дьюкейн-убийцей лишь после того, как она оставила записку? Почему же этого не случилось раньше? И если Нэнси вскоре после восьми покидала «Блоксхэм», то как могла она в то же самое время обедать со своей подругой леди Луизой Уоллес?
– Пуаро, вам не кажется, что следовало бы обходиться с ней помягче?
– Не кажется. Я спрашиваю, мадемуазель Дженни: зачем Нэнси Дьюкейн вообще писать какую-то записку? Почему так необходимо, чтобы три мертвых тела были найдены в тот вечер именно после восьми часов? Ведь горничные отеля все равно обнаружили бы их со временем. К чему такая спешка? Ведь если у мадам Дьюкейн хватило выдержки ровным шагом подойти к стойке портье, положить на нее записку и, не вызывая подозрений, выйти, – значит, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что и для чего она делает. Почему же тогда она не спрятала оба ключа в глубоких карманах своего пальто, прежде чем выйти из отеля? Какая глупость – держать их в руке, а потом взять и уронить прямо перед носом у мистера Кидда. Который даже смог разглядеть на них номера: «сто с чем-то» и «триста с чем-то». Так же, по счастливой случайности, он узнал женщину в лицо, но, поломавшись немного для приличия, будто не помнит ее имени, в конце концов удачно вспомнил, что это не кто иная, как миссис Нэнси Дьюкейн. Неужели все это кажется вам правдоподобным, мисс Хоббс? Пуаро это не кажется таковым ни одной секунды, особенно теперь, когда он нашел вас здесь, в доме мистера Кидда, и знает, что у Нэнси Дьюкейн есть алиби!
Дженни, закрывшись рукавом, плакала.
Пуаро повернулся ко мне.
– Все показания Сэмюэла Кидда лживы от начала до конца, Кэтчпул. Он и Дженни Хоббс сговорились выставить Нэнси Дьюкейн убийцей Харриет Сиппель, Иды Грэнсбери и Ричарда Негуса.
– О, как вы жестоко ошибаетесь! – воскликнула Дженни.
– Я знаю, что вы лгунья, мадемуазель. Я сразу заподозрил, что ваша встреча со мной в кофейне «Плезантс» была как-то связана с убийствами в «Блоксхэме». Эти два происшествия – если три убийства сразу можно классифицировать как одно происшествие – объединяли две
Услышав эти слова, я даже слегка подпрыгнул. Слишком долго я ждал этого момента.
Пуаро продолжил:
– Одна из них психологическая: в обоих случаях присутствуют указания на то, что жертвы виновнее убийцы. Найденная в «Блоксхэме» записка – «Да не покоятся они с миром» – намекает, что Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус заслужили смерть, а тот, кто их убил, совершил справедливое возмездие. Так же и в кофейне – вы, мадемуазель Дженни, сами сказали мне, что заслужили смерть и что, как только вас убьют, справедливость наконец восторжествует.
Он был прав. Как я сразу этого не заметил?
– Есть еще второе сходство, не психологическое, а фактическое: как в отеле «Блоксхэм», так и в моем разговоре с Дженни в кофейне обнаруживается слишком много ключей к этому делу – слишком много информации на самом раннем этапе! Подсказки так и сыпались на нас со всех сторон, словно кто-то сознательно стремился оказать полиции помощь. Одна короткая встреча в кофейне сразу дала мне удивительный подбор фактов. Эта Дженни, она явно испытывала чувство вины. Она совершила что-то ужасное. Она не хотела, чтобы ее убийцу наказали. И она сказала мне: «О, пожалуйста, пусть никто не открывает их ртов», с тем чтобы потом, когда трупы с запонками во рту будут обнаружены в отеле «Блоксхэм», я, сознательно или бессознательно, соединил два этих обстоятельства.
– Вы ошибаетесь на мой счет, месье Пуаро, – запротестовала Дженни.
Тот, не обращая на нее внимания, продолжил свою речь:
– Обратимся теперь к убийству в отеле «Блоксхэм». И снова мы обнаруживаем, что сразу имеем поразительно много информации: Ричард Негус заплатил за все номера и за автомобили, которые везли жертв в отель с вокзала. Все три жертвы жили или когда-то жили в деревне Грейт-Холлинг. Вдобавок ко всему, еще один удобный ключ: инициалы Пи Ай Джей на запонках как указание на причину, по которой всех трех жертв следовало наказать – их безжалостность по отношению к преподобному Патрику Айву. Более того, оставленная на стойке портье записка намекала на то, что мотив убийства – месть или жажда справедливости. Не так часто убийца бывает столь любезен и объясняет мотивы своего поступка с самого начала, не так ли?
– Вообще-то, есть и такие, кто хочет, чтобы о мотивах их преступления было известно, – сказал я.
– Mon ami, – преувеличенно терпеливо начал Пуаро. – Если бы Нэнси Дьюкейн действительно хотела убить Харриет Сиппель, Иду Грэнсбери и Ричарда Негуса, неужели она избрала бы для этого способ, который немедленно приводил сыщика прямо к ней? Или ей хотелось быть вздернутой на виселице? И почему Ричард Негус – который, по словам своего брата, был на пороге нищеты – сам заплатил за все? Нэнси Дьюкейн – богатая женщина. Если она убийца, заманившая своих жертв в Лондон, чтобы убить их здесь, то почему же она сама не оплатила их проживание и проезд? Нет, здесь что-то не сходится!
– Пожалуйста, позвольте мне говорить, месье Пуаро! Я скажу вам правду.
– В настоящее время рассказывать вам правду предпочитаю я, мадемуазель. Прошу меня простить, но себя я нахожу более достойным доверия. Прежде, чем рассказать мне свою историю, вы спросили меня, в отставке ли я, помните? Вас очень интересовало, имею ли я возможность арестовывать преступников или иначе насаждать закон в этой стране. И лишь убедившись в том, что такой власти у меня нет, вы во всем признались. Однако к тому моменту вы уже знали, с моих же слов, о том, что у меня есть друг в Скотленд-Ярде. Вы заговорили со мной не потому, что были уверены в моем бессилии арестовать преступника, а потому, что знали о моем влиянии в Скотленд-Ярде, и очень хотели видеть Нэнси Дьюкейн в петле!