Ермак
Шрифт:
Ермак метнулся в ту сторону, куда показал Керкун За ним ринулись другие казаки. Керкун схватил чей-то шлем, лежащий у шалаша, закричал:
— Атаман, надень!
…Ермак продрался сквозь кустарник и остановился, пораженный: прямо на него во главе вражеских всадников летел князь Юмшан с обнаженной саблей.
— Надень, говорю! — прокричал появившийся рядом Керкун, протянув Ермаку шлем.
— Предатель! — не обращая внимания на Савку, вскричал Ермак, выхватил у кого-то пику, могучим взмахом метнул ее в приближающегося Юмшана.
Пика
Вот уже с полдюжины казаков оказались на татарских лошадях. В том числе и Савка Керкун. Он бьется яростно бок о бок с Ермаком, свалил одного татарина с коня, другого.
Земля все гуще устилалась мертвыми и ранеными. Казаки начали теснить татар, но в это время из-за кустарника вылетела новая группа всадников во главе с Алеем.
— Арра! Арра-а! — раздался пронзительный вой.
Пал конь Савки Керкуна, придавив его ногу.
— Отступать к стругам! — вскричал Ермак, крутясь на коне. — Керкун! Живо в струг — и отплывайте!
Но Керкун продолжает биться.
— Я кому сказал? — взревел Ермак, поворачивая лошадь к Керкуну. — Зарублю неслуха!
И стоптал бы конем Керкуна, если бы тот не попятился к берегу.
— Да ты-то как же, атаман?! — растерянно прокричал он.
— А я говорю — в струг! — Ермак в окровавленной кольчуге яростно отбивался от наседавших врагов, прикрывая отступающих.
Сильный ветер с дождем хлестал в лица, мокрые казаки толпами бежали к берегу, лезли в струги. Отплыло на несколько метров одно судно, другое. Их яростно болтало, веслам они почти не подчинялись. Третье еще как-то держалось у берега, дожидаясь Ермака и горстку казаков, пятившихся к реке, весла его трещали и ломались. Татары били по стругу из луков, пораженные казаки падали в воду, висели мертвые на борту.
— Атаман! Скорее! — вскричал из струга Савка Керкун.
— Захватить лодку! Ермака взять живым! — заорал Алей, показывая на струг у берега. Он в окружении телохранителей стоял верхом на коне на пригорке, не вмешиваясь в битву.
Вокруг бьющегося Ермака все меньше оставалось казаков. Пешие и конные татары обтекали их, устремлялись к берегу, прыгали в воду, лезли на струг. На судне остались лишь Савка Керкун с двумя казаками. Они рубили врагов саблями, топорами, кололи пиками, а татары все лезли и лезли. Во взбаламученной ветром и людьми кровавой воде вокруг струга густо плавали трупы и казаков и татар.
Неожиданно конь под Ермаком рухнул. Увидев это Алей, издав радостный возглас, ринулся с пригорка Ер мак рванулся к стругу, но в этот момент налетевший порыв ветра отогнал струг от берега, трое казаков не в силах были его остановить.
— Уплывайте!
Увидев, что он отрезан от струга, Ермак вскричал:
— Мещеряку
Стоя в кипящей воде, Ермак яростно отбивался от наседавших татар. Шлем его был сильно помят ударами сабель, кольчуга залита кровью.
— Сдавайся! Жить будешь! — крикнул Алей, подъехавший к берегу.
— Я сдамся! — Ермак снес голову одному татарину. — Я сейчас сдамся! — выдохнул, разрубая другого. — Я вам сдамся!
Ермак стоял уже по пояс в воде. Но подступить к себе не позволял.
— Арка-ан! — взвизгнул Алей.
Взвился волосяной аркан, упал, несмотря на ветер, точно на плечи Ермаку Он мгновенно разрубил его, взвился второй — мимо. Ермак отступал все глубже в реку. Взвился третий аркан. Ермак снова обрубил его саблей.
Татары, въехав на конях в реку, окружили Ермака Трудно было атаману, стоя по грудь в воде, отбиваться от них и бороться с течением…
И в этот момент Алей, издав воинственный клич, направил своего коня в реку, высоко подняв саблю.
Последним усилием воли Ермак устремился ему навстречу.
Сквозь пелену дождя еще виден был струг, оттуда донесся истошный вопль Савки Керкуна:
— Атама-а-ан!
— а-ан… — колотился голос под низким потолком избенки, в которой жили Алена с Марией. Алена прохватилась ото сна, села на кровати, тяжело дыша, прижав руку к сердцу.
Была еще глубокая ночь, лампадка под образами освещала комнату желтоватым светом.
— Что ты? — приподнялась на своей постели Мария.
— Я слышала смертельный… прощальный крик по Ермолаю.
— Ну сколь изводиться можно? Даст Бог — вернется Спи.
Помолчала Алена. Сказала:
— На Москву поеду. Буду там, пока не узнаю чего об Ермолае.
Колокольный перезвон плыл над бревенчатой Москвой, над каменным Кремлем…
В Грановитой палате полно бояр. Новый 28-летний царь Федор Иоаннович как-то безучастно сидел на троне. Неподалеку от трона стояли с непокрытыми головами Матвей Мещеряк да Черкас Александров.
Дьяк громогласно объявил:
— Божию милостью государь всея Руси Федор Иоаннович объявить повелел всем людям русским и иностранным, что отныне и во веки веков он берет под свою руку Сибирское царство. И на оное Сибирское царство государь ясаку в год положил по двести тысяч соболей, да по десять тысяч черных лисиц, да по пятьсот тысяч белок больших сибирских…
Молодой царь все так же безучастно глядел куда-то, но качал согласно головой.
Гул не то изумления, не то удовлетворения такой громадной данью прошел по палате.
— А чтобы с Сибирского царства имать дань на государя исправно, учредить государь повелел против безбожного царя Кучума новое войско под началом воевод Василия Сукина да Ивана Мясного. А с ними на Камень-горы идти атаманам казацким Черкасу Александрову да Матвею Мещеряку.
…И снова падают в воду десять пар черных весел.